У нас на Севере - Николай Васильевич Угловский
Выслушав, Комаров коротко сказал:
— Хорошо, разберемся на бюро. Вы передали в орготдел материалы?
— Да, конечно, Василий Васильевич.
А в пятницу, накануне бюро, в райком приехал Василий Фомич Лобанцев. Он долго, кряхтя и отплевываясь, счищал у входа грязь с сапог, потом с шумом поднялся по лестнице, радушно, как со старой знакомой, поздоровался с дежурной и громко спросил:
— Василий Васильевич у себя?
— У себя, но он сейчас занят, придется подождать.
— Ага, подожду, мне не к спеху. — И он, раздевшись, прочно уселся на стуле возле столика дежурной, на котором стояла огромная пепельница для посетителей.
Вскоре от Комарова вышли двое — судя по одежде — речники. Они оживленно разговаривали, стоя у вешалки. Василий Фомич ткнул в пепельницу недокуренную цигарку и грузно поднялся со стула.
Он пробыл у первого секретаря полтора часа, так что Комарову самому пришлось дважды выходить в коридор и извиняться перед ожидавшими посетителями. Дежурная, знавшая пунктуальность секретаря в этих делах, удивленно качала головой. Она еще больше удивилась, когда Комаров, провожая Лобанцева до самой вешалки и пожимая ему руку, сурово сказал:
— Итак, до завтра. Твое присутствие необходимо.
* * *
Заседание бюро началось ровно в двенадцать. Бескуров познакомился с повесткой дня и узнал, что разбор персональных дел начнется не раньше четырех часов. Он бы не поехал так рано, но Иван Иванович, которому надо было кое-что купить, упросил его. Они пошли по магазинам.
Если бы речь шла о покупках для себя, Иван Иванович покончил бы с ними в два счета, но угодить жене оказалось не так-то просто. Названия разных предметов детской одежды, их размеры и цены перепутались в голове Ивана Ивановича сразу же, как только он переступил порог дома, а в городе и вовсе выветрились из памяти. Однако Иван Иванович не растерялся и нашел единственно правильный выход: он брал для детишек все, что лежало на прилавках, а пригодность обновок определял на глазок.
— Как, по-твоему, налезут эти штанишки на Витьку, а? — спрашивал он совета у Бескурова, но тот обычно пожимал плечами или коротко говорил:
— По-моему, нет.
— Ну, тогда Васе как раз будут. Беру.
Когда в кармане остался один червонец, Иван Иванович спохватился:
— Мать честная! Чуть без рубля не остался, а ведь нам пообедать надо, с голодухи-то этот узел, чего доброго, до дому не дотяну.
Узел образовался порядочный. Иван Иванович с опаской оглядел его и безнадежно проговорил:
— Винегрет да и только. Если что не по нраву будет бабе — конфликта не миновать. Ну, а ежели бы я помнил эти размеры, думаешь, ублаготворил бы ее? Черта с два! Это у нее порядок такой: как приезжаю из города — обязательно ей шум надо поднять, иначе она и спать не ляжет. Как-то раз велит мне купить железную ванну — младшего купать. Ох и не возрадовался я! Эта ванна, оказывается, во какая, как бы я ее с одной рукой потащил столько верст? Посмотрел я ее в хозмаге, пощупал и решил: чем мне с этакой огромной посудиной возиться, возьму-ка я корыто, его хоть под мышкой можно унести. Мол мать сроду в корыте детишек купала, а ей, чертовке, ванна понадобилась. Я и корыто то едва донес, в пяти местах помял, потому что не один был и с ребятами пришлось маленько выпить. Ну и катавасия тогда дома разгорелась — хоть святых выноси. Потом она корыто под стирку приспособила, деревянное-то выбросила, а ванну-таки пришлось купить, только тогда я уж с лошадью был, довез благополучно. Вот какие дела случаются, а ты ходишь вот со мной и нос повесил. Что же, по-твоему, на бюро нас так расказнят, что и костей не соберешь?.. Ну, чего ты молчишь, как немой? Я, если хочешь знать, теперь рад, что нас на бюро вызвали, по-крайней мере, ясность будет, как и что дальше делать.
— Я тоже так думаю, — сказал Бескуров. — А молчу потому, что мы уж, кажется, обо всем раньше переговорили. Да и отвлекать тебя от важного поручения не хотелось.
— Подумаешь, поручение… Если бы я трактор или автомашину для колхоза покупал, а то тряпки разные. Ну, вот она столовая, чуешь, как борщом пахнет? По тарелке навернем и в райком.
Они действительно оказались возле столовой, что очень удивило Бескурова. Он вовсе не хотел идти сюда, где мог встретиться не только с Зоей, но и с бывшими сослуживцами. Видеть их и, быть может, отвечать на их праздные вопросы было свыше его сил. К тому же Иван Иванович, которого Бескуров по дороге в город посвятил в свои семейные неурядицы, мог снова завести разговор о примирении, бесполезный вообще и тем более ненужный сейчас. Уж не с этой ли целью он и стремился в столовую, таща за собой его, Бескурова? По доброте своей Иван Иванович не считал дело непоправимым и искренне хотел помочь товарищу. По-видимому, в душе он верил, что Зоя не такой уж плохой человек, как о том наговорили Бескурову. Его бесхитростный ум не уловил всей горечи и глубины разочарования в словах Бескурова, когда тот рассказывал о крушении своих заветных надежд. Впрочем, Антон и не вдавался в подробности, а хотел лишь поставить Ивана Ивановича в известность, почему он не может привезти жену в колхоз.
— Нет, пообедать мы определенно не успеем, уже четвертый час, — сказал Бескуров, решительно останавливаясь. — Да и есть не хочется, ей-богу. Давай уж лучше после бюро.
— А? После бюро? — переспросил Сухоруков и пристально посмотрел на Бескурова. — Ну что ж, после, так после, можно и потерпеть. Я-то привычный, а ты как хочешь. Но уж потом одной тарелкой не отделаешься, имей в виду.
— Согласен на любое меню, — пообещал Бескуров.
Они вернулись в райком. В прихожей толпилось человек шесть. Одни одевались, другие приходили и, раздевшись, садились рядом с теми, кто ждал вызова на бюро. Иван Иванович приметил, что все почти беспрерывно курили и переговаривались друг с другом почему-то вполголоса.
Внезапно из кабинета первого секретаря вышел Василий Фомич Лобанцев и еще издали приветствовал Бескурова и Ивана Ивановича широкой улыбкой. Бескуров был приятно удивлен: он думал, что Лобанцев не приехал, позабыв о своем обещании.
— Здорово, земляки. Я тут два раза выбегал, смотрю — нету
