У нас на Севере - Николай Васильевич Угловский
И она, сначала всхлипывая, глотая слова, а потом уже с сухими глазами, зло и беспощадно, словно наказывая себя за прошлое, рассказала Бескурову всю свою бесхитростную и короткую жизнь, в неудачах которой винила столько же Бориса, сколько и самое себя. Он слушал ее, не проронив ни слова, сосредоточенно и печально, как будто одновременно прислушивался и к тому, что происходило в его душе. Клаву и путало, и радовало это, ибо она чувствовала, что сейчас он заново проверяет себя и, значит, как только она закончит свой рассказ, все сразу решится. Наконец, она замолчала и опустила голову, боясь взглянуть на него.
Бескуров некоторое время тоже молчал, собираясь с мыслями.
— Да, судя по всему, этот Белимов — холодный и расчетливый эгоист, — медленно проговорил он. — Но ведь любовь иногда слепа, а ребенку нужен родной отец, ему-то нет дела до наших переживаний…
— Я знаю, Женя поймет, почему у него нет отца, — поспешно и горячо сказала Клава.
— Он поймет, если будет счастлив, а если не будет? — в раздумье сказал Бескуров, обращаясь не столько к Клаве, сколько к себе.
— О, я люблю его больше жизни! — воскликнула Клава. — Я думаю, при отце я любила бы его меньше, может быть, как-то иначе.
— Да, конечно, — согласился Бескуров, — Так вы окончательно решили не сходиться с Белимовым, Клава?
— Нет, нет, ни за что! Да он и сам не захочет…
— А если бы он захотел? Ради ребенка?
— Все равно. Даже ради ребенка я не могу пойти на это. У меня не осталось к нему ничего, никакого чувства, кроме презрения. Я его ненавижу за одно то, что сейчас мне приходится переживать из-за него…
Бескуров неловко положил руку на ее вздрагивавшие плечи. Она сразу притихла, даже дыхание притаила, ожидая, что он скажет.
— Клава, от того, что вы мне рассказали, вы не стали для меня другой. Ни капельки! — вспомнил он ее словечко и улыбнулся. — Естественно, все это было для меня очень неожиданным, ведь я ни разу не задумывался о таких вещах. Очевидно, мне потребуется некоторое время, чтобы хорошенько все обдумать. К тому же официально я еще связан узами брака. Боюсь что-либо вам советовать, но хотел бы, чтобы вы поскорее привезли сына и бабушку сюда. Наверно, мы подружились бы с Женей, как ты думаешь, а?
— Я не знаю, Антон… Если бы ты захотел подружиться… — Клава грустно улыбнулась сквозь слезы, не решаясь продолжать.
— Конечно, я хочу с ним подружиться, — весело сказал он. — Как же иначе? Только он-то захочет ли, вот вопрос.
— Он доверчивый, ласковый мальчик, очень любит мужчин, гораздо больше, чем женщин, — серьезно сказала Клава; она хотела добавить: «Он тебе обязательно понравится, я уверена», — но вовремя спохватилась, что этого сейчас не надо говорить.
— Только не надо, чтобы Белимов с ним встречался, раз ты не собираешься с ним жить. Пойди к Егору Пестову, у него пустует половина дома, и он охотно ее уступит. А потом возьмешь машину и перевезешь вещи.
— Хорошо, — коротко кивнула она.
Он привлек Клаву к себе и, уверенный, что не оскорбит ее этим, крепко поцеловал в губы. У нее опять выступили на глазах слезы, но она улыбалась и не вытирала их. Бескуров вдруг нахмурился.
— Черт возьми, я совсем забыл о Лысове, — сказал он. — А если бюро райкома не только утвердит выговор, но и сочтет невозможным мое пребывание здесь?
— Этого не может быть, Антон, — испуганно сказала Клава, беря его за руку.
— Я тоже думаю, что не может быть. Это было бы слишком обидно и несправедливо. Если меня не будет, значит, останется Звонков. Я слышал кое от кого, что он давно мечтает иметь свободу рук. А, теперь мне понятно. Иван Иванович прав: кляузу писал Звонков или кто-то другой по его наущению. Ну, как же, бывший директор десятка разных контор, когда-то сослуживец Лысова, удачливый хозяйственник — и вдруг оказался каким-то заместителем! Разве для этого он приехал сюда? Как бы не так! Но как ловко он маскировался! Ладно, теперь я за него возьмусь. Я знаю, он готов вбухать все средства на строительство, остальное его не интересует, но разве с этого надо начинать? Конечно, строить мы будем, но сперва надо создать базу, поднять животноводство и льноводство, а без конца занимать деньги у государства, чтобы только строить — это и дурак может. Да и не строительство Звонкову нужно, а возможность комбинировать и наживаться на этом строительстве. Об этом мне тоже говорили, пора разобраться в его махинациях. Бюро состоится в конце недели, время еще есть. Я не уйду отсюда, пока не развяжу этот грязный клубок…
— Антон, что ты говоришь? Как ты можешь уйти? — с дрожью в голосе сказала Клава.
— Да нет, я не собираюсь уходить, — успокоил ее Бескуров. — Действительно, это было бы малодушием. Я чувствую, что правда на моей стороне, и я постараюсь доказать это. А пока все должно идти своим чередом. Сегодня я соберу правление и добьюсь снятия этого удельного князька Прохорова. Спросим отчет и со Звонкова. Ну и, конечно, решим вопрос о выделении средств на премирование доярок.
— А разве это не решено? — удивилась Клава. — Ты же пообещал девчатам по платью.
— Обещал и сдержу свое слово. Не булавки же мы им будем дарить, — рассмеялся Бескуров. — Деньги найдем, а за покупками тебя пошлем, выберешь платья на свой вкус. Думаю, доярки в обиде не останутся.
— Еще бы! Они очень рады, что ты принес им такую новость.
— Да я бы не пошел, если бы знал, что ты там. Нет, вру, — снова обнял он ее, — прибежал бы еще раньше. Знаешь, мне теперь всегда будет тебя не хватать.
— И мне тоже, — призналась Клава, не опуская перед ним сияющих преданных глаз.
Они посидели еще недолго. Клаве пара было идти обратно. Он помог ей выбраться по склону на тропинку. Она торопливо побежала, часто оглядываясь и махая ему рукой. Бескуров смотрел ей вслед и в десятый раз спрашивал себя: «Смогу ли я искренне, всей душой полюбить ее сына, как люблю ее?..»
XXVIII
Дня через три к Бескурову приехал сосед — председатель колхоза «Нива» — Василий Фомич Лобанцев. До этого они встречались всего несколько раз, да и то накоротке, мельком, хотя ревниво следили за делами друг друга. Лобанцев был «старый», уже опытный
