У нас на Севере - Николай Васильевич Угловский
Клава, приглядывавшаяся к Дусе больше, чем к другим дояркам, скоро раскусила упрямицу и, чтобы не смущать зря девушку, перестала обращать на нее внимание. Те или иные советы она давала в присутствии всех доярок, а те и виду не подавали, что многие замечания относятся специально к Дусе. Если бы замечания были обращены прямо к ней, Дуся наверняка обиделась бы, как это и бывало раньше, а так она чувствовала себя чуть ли не равной с самой Анной Михайловной, не говоря уже об Ане. Так оно и шло, пока Дуся не стала догонять свою соперницу. А та ее постоянно подзадоривала: то о надоях спросит, то расскажет, как у нее Белянка хорошо отдает молоко, то вдруг начнет охать и ахать, говоря, что Дуся хитрая, дает своим коровам больше подкормки и непременно обгонит ее, хотя и притворяется неопытной.
Доярки уже заканчивали уборку и собирались ехать косить отаву, когда на ферму неожиданно пришел Бескуров. Клава услышала его голос из молокоприемной, где она с Татьяной Андреевной подводила итоги работы доярок за август. Сначала он разговаривал со слесарями, и она думала, что он уйдет, но вдруг Бескуров очутился у самых дверей молокоприемной и громко сказал:
— Здравствуйте, товарищи. Попрошу всех ко мне, у меня есть для вас хорошая новость.
Доярки моментально сгрудились вокруг председателя. Татьяна Андреевна открыла дверь, и все они во главе с Бескуровым ввалились в молокоприемную. Заметив Клаву, он кивнул ей и весело продолжал:
— Только что принесли из сельсовета телефонограмму: через неделю состоится районное совещание животноводов. Приятная новость, а?
— Кто же от нас поедет? — робко спросила Аня.
— Все поедете, только придется в две очереди, чтобы стадо без присмотра не осталось. Как, товарищи, не стыдно нам будет там? Я думаю, что не стыдно, надои-то ведь растут. А раз так, то правление решило каждую из вас премировать за честную работу ценным подарком. Вот, пожалуй, и вся новость. Ну, само собой, лучших доярок райком и райисполком премирует особо, как и раньше было.
— Да у нас и лучших-то нет, все пока серединка на половинку, — улыбнулась Анна Михайловна. — Хватит нам и того, чем колхоз порадует. И то честь большая.
— Ладно, ладно, не прибедняйтесь, Анна Михайловна, — мягко сказал Бескуров. — Было бы желание работать, а успехи придут, верно, Дуся?
— Я не знаю, Антон Иванович, — прячась за Аню, пробормотала та.
— Зато я знаю, — улыбнулся Бескуров. — Какой, однако, у вас скромный народ, Клавдия Васильевна. А ведь какое дело делают — огромное дело! Спасибо вам за ваш труд, товарищи.
Доярки потупились, смущенные и радостные, лишь Анна Михайловна негромко ответила:
— И вам спасибо за внимание да за честь, какую нам оказываете.
— Да, надо бы нам договориться, кто из вас на совещании выступит. Там ведь люди обязательства будут брать, неудобно, если мы промолчим. Как вы считаете?
— Конечно, неудобно, — оглядываясь на подруг, сказала Аня.
— Пусть Анна Михайловна выступит, она сумеет, — предложила одна из доярок.
— Что ж, если надо, выступлю, — неожиданно для всех согласилась Анна Михайловна. — Клавдия Васильевна подучит, коли что…
— Зачем? — возразил Бескуров. — Вы лучше посоветуйтесь между собой, а сказать вы и сами сможете, я уверен. О своей работе, о планах… Как, по-вашему, сумеем мы к концу года получить по две тысячи литров молока от каждой коровы?
Доярки переглянулись, лица их стали серьезными. Никто не решался заговорить первой, и невольно все взгляды вновь обратились на Анну Михайловну. Та, помолчав, сказала:
— Трудно, Антон Иванович, но можно. С кормами теперь у нас лучше будет, желание у нас есть. Конечно, страшновато поначалу да и времени мало осталось. Это не шутка — две тысячи-то. По полторы раньше не надаивали, а тут этакое дело. Как вы, девушки?
— Ой, больно уж много, Анна Михайловна, не осилить, — тряхнула черными косичками Аня, а у самой глаза так и загорелись от отчаянного желания осилить такую необыкновенную задачу. — Вы-то как, Анна Михайловна, смогли бы?
— Возьмешься — и ты сможешь, — скупо улыбнулась Анна Михайловна. — Но уж стараться надо по-настоящему, девушки. Конечно, Антон Иванович, — повернулась она к председателю, — всем этой цифры не одолеть, но близко к двум тысячам большинство будет. Эх, кабы нам пораньше спохватиться, с января бы сразу, тогда и разговору бы не было.
— Ну, с января мы другой разговор поведем, — посерьезнев, сказал Бескуров. — За две с половиной тысячи будем бороться, не меньше. Все возможности для этого есть, а каких еще нет — создадим, можете не сомневаться. Все в наших руках.
— Тогда, конечно, другой разговор.
— Кормов бы только побольше.
— Вот механизация будет, опять-таки облегчение.
— Нас не забывают, а мы уж отблагодарим.
Доярки еще долго переговаривались и, наконец, решили, что 1800 литров они сумеют надоить в среднем от каждой коровы. Так они и велели сказать Анне Михайловне на совещании.
Прощаясь, Бескуров пошутил:
— За такое решение стоило бы вам сообщить, какие кому подарки будут, да рано еще, не скажу. Одно могу пообещать: самым красивым из вас — Дусе и Ане — обязательно по хорошему платью преподнесем. Чтоб не стыдно было и на свадьбе надеть.
Обе девушки зарделись и замахали руками. Их тормошили до тех пор, пока они не выбежали из молокоприемной. Бескуров смеялся вместе со всеми и вышел последним. Но через минуту вернулся и, приоткрыв дверь, сказал:
— Клавдия Васильевна, прошу вас, объявите о совещании на других фермах. Я пойду во вторую бригаду.
XXVII
Клава
