У нас на Севере - Николай Васильевич Угловский
В деревню Клава пришла рано утром. У калитки Хватовых стоял Матвей Сидорович Овчинников и, не входя во двор, говорил хозяйке:
— Собирайся, Серафима, картошку копать. Хотел вчера предупредить, да некогда было.
Серафима Полиектовна, в переднике и с ведром в руке, нехотя подняла голову, по привычке хотела огрызнуться, но, увидев нахмуренно-озабоченное лицо бригадира, глухо ответила:
— У самой картошка не копана, да ладно уж… Вот управлюсь, приду.
— Гляди, не задерживайся, бабы уже собрались.
— Ну-ну, отцепись, сказала — приду, значит — приду.
Овчинников проследовал дальше, а Серафима Полиектовна, сухо кивнув Клаве, поднялась на крыльцо. Клава улыбнулась ей в спину, молча прошла в свою комнату. Минут через пять прибежала с сеновала заспанная Лена.
— Ой, как ты рано! А я, знаешь, ничегошеньки не выспалась.
— Прогуляла опять до петухов, вот и не выспалась, — с легким упреком сказала Клава.
— Да нет, какие там петухи… Просто не спалось от разных мыслей. Знаешь, — Лена перешла на шепот, — позавчера я вернулась ночью, захожу к тебе, а ты как была в платье и во всем, так и уснула. И лицо вроде бы зареванное. Ты мне скажи, Клавочка, обидел тебя Антон Иванович, да?
— Что ты! — испугалась Клава. — Чем же он мог бы обидеть? С чего это ты вздумала?
— Да нет, как раз я и не думала, что обидел, он же хороший человек, ну, а о чем же он с тобой говорил?
— У него неприятности по работе, — тоже переходя на шепот, сказала Клава, — да и с семьей неладно.
— Ага, понимаю, — кивнула Лена, смотря на подругу изумленно-радостным и взволнованным взглядом. — Ты за него переживаешь, да? А про Женьку ты ему сказала?
— Нет, — покраснела Клава.
— Ну, неважно, потом скажешь, — успокоила ее Лена. — Ой, Клава, как я рада за тебя! Ты, главное, ничего не бойся, он же все, все поймет, я знаю.
И она обняла растерянную Клаву, никак не ожидавшую от подруги подобной проницательности. Впрочем, Клава скоро успокоилась и рассказала, в каком сейчас положении находится Бескуров. Да и кому же еще, кроме Лены, единственному здесь человеку, знавшему ее тайну, могла Клава довериться? Когда она упомянула о встрече с Борисом, Лена нахмурилась и прямо спросила:
— Ты собираешься к нему вернуться?
— Нет, ни за что! — горячо ответила Клава. — Лучше всю жизнь прожить одной, чем снова перед ним унижаться. Он ведь будет считать, что осчастливил меня…
— Точно, — авторитетно подтвердила Лена. — А Бескуров все поймет, я чувствую. По-моему, он любит тебя.
— Что ты, я и мысли такой не держу, — со всей, как ей казалось, искренностью сказала Клава. — Ни о чем таком у нас я намека не было. Конечно, он хороший человек, и я его уважаю, но это совсем не то, не то… Пожалуйста, Лена, не говори об этом. Не знаешь, как вчера прошло собрание?
— Не знаю. Я ведь не член партии, откуда мне знать? Вчера вечером иду с поля, а Антон Иванович возле скотного двора с Захаром — пастухом беседует. Увидел меня, догнал, спрашивает, откуда, мол, и куда… Веселый такой, мне и в голову не пришло, что у него неприятности. Потом говорит: «Клавдия Васильевна ушла?» Я говорю — да, ушла, а сама думаю: зачем это он? Потом спрашивает: «Вы дружите с ней?.. Это хорошо, обе вы славные девушки». Я, конечно, смеюсь, говорю ему — таких, дескать, поискать, вот только женихов подходящих нет, а он мне: «Женихи-то есть, да уж очень вы невесты разборчивые».
— Это после собрания было? — с величайшим вниманием выслушав рассказ, спросила Клава.
— Конечно, после. Ведь совсем уж поздно было.
— Значит, все хорошо обошлось, — с облегчением сказала Клава. — Да ведь он и в самом деле ни в чем не виноват, если вдуматься.
— Конечно, не виноват, — охотно согласилась Лена. — Только, знаешь, у нас иногда и не виноватым достается, на себе испытала.
— Как же это? — спросила Клава, но тут же рассмеялась. — Ах, да, я и забыла совсем, извини. Ты давно его не видела?
— Да я каждый день его вижу, а что толку? — упавшим голосом ответила Лена. — Так, пройдем мимо и все… Ребята рассказывали, будто он в другой колхоз просился, а я бригадира спрашивала, он говорит — ничего подобного. Конечно, я понимаю, ему обидно за критику, а я-то при чем? Зачем он так с Мишкой поступил? Самому же, небось, стыдно, а на меня злится.
— Да он, может, вовсе не злится, а просто ему стыдно перед тобой, вот он и сторонится. Думаешь, ему легко было переживать? По-моему, как раз стыд, а совсем не гордость мешает Володе подойти к тебе. А это другое дело. Ведь с Любой-то у него все кончилось?
— Кто его знает. Когда она уезжала, Володи не было, да ведь за ним не уследишь.
— Хочешь, я поговорю с ним? — движимая тем же чувством, с каким Лена уверяла ее, что Бескуров любит, предложила Клава.
— Ладно, поговори, мне-то что? — с деланным безразличием сказала Лена, хотя глаза ее, отражавшие малейшее движение души, сразу просияли.
— Сегодня же постараюсь его увидеть. Ну, заговорились, а время-то бежит. Надо бы мне сразу на ферму идти, а потом уж домой.
— Не спеши, успеешь еще набегаться. Подожди, я умоюсь, вместе пойдем.
— Нет, побегу. Вечером увидимся, обо всем переговорим…
* * *
Центральная ферма в эти дни превратилась в своеобразный строительный объект. Трое слесарей с завода вместе с механиком из МТС и колхозными плотниками устанавливали водоснабжение и подвесную дорогу для вывозки навоза. Пока, однако, дояркам приходилось убирать двор и носить воду вручную. За этим и застала их
