У нас на Севере - Николай Васильевич Угловский
Чувствуя себя свободным, полный радужных надежд на будущее, Борис со свойственной ему педантичностью взялся за учебу. Конспектируя какой-нибудь труд классиков марксизма-ленинизма, он уже мысленно прикидывал, где и при каких обстоятельствах применит в качестве непререкаемого авторитета ту или иную цитату. Это вдохновляло его, и он неутомимо заполнял различными выписками тетрадь за тетрадью. На втором году учебы Белимов решил, что зря забросил журналистику. Поскольку фактического материала у него не было, он взялся за рассказы и стихи. Два или три рассказа ему удалось поместить в областной газете, стихи тоже увидели свет, правда, порядком сокращенные и исправленные. В результате Борис получил от знакомых письма, в которых они восхищались его талантом. Значит, там, дома, рассказы читали, о них говорили и восхищались, а ничего другого Борису и не требовалось. Подождите, друзья, то ли еще будет — хотелось ему ответить, но он благоразумно удержался и написал только, что считает эти опыты всего-навсего пробой пера.
Белимов был разборчив в выборе знакомых, старался сойтись с теми курсантами, кто имел вес и мог рассчитывать на хорошее назначение. Впрочем, его знали все: он выступал на собраниях, участвовал в дискуссиях, писал в стенгазету статьи и эпиграммы. Вспоминая иногда свое прошлое — работу в сельсовете, а потом в МТС, Борис насмешливо говорил о себе: каким же я тогда был неотесанным! Но уже и в те времена он был высокого мнения о своих дарованиях и не сомневался, что добьется успеха. Так оно и случилось. Да, Клава молодец, что не пошла никуда жаловаться, а он правильно поступил, что поддержал ее намерение учиться в техникуме. Это отвлекло ее от бесполезных переживаний, а его избавило от лишних упреков. Теперь Клава снова в деревне. Что ж, она ведь и не мечтала о большем. Они избрали разные пути в жизни и могут не обижаться друг на друга. Но, черт возьми, интересно взглянуть, какой Клава стала сейчас?
Как всегда, Белимову повезло: его направили в родной район. Он даже не стал допытываться в обкоме, на какую должность он может там рассчитывать, так как был уверен, что сумеет с помощью друзей устроиться сообразно своим способностям. Теперь он знал себе цену!
И вот он сидит в вагоне поезда, бегущего на север… Странно устроен человек! Сколько бы раз он ни уезжал и ни возвращался в родные места, всегда он волнуется так, словно дома его ждет что-то необыкновенно новое и радостное, хотя все там было знакомо и заранее известно. Самое удивительное состояло в том, что в дороге Борис много думал о Клаве. Что же это было такое? Любовь, жалость, проснувшееся чувство к сыну или просто любопытство? Ну да, ему хочется посмотреть, какой он, сын, а заодно поговорить с Клавой о ее новой жизни. Конечно, она будет рада, если он навестит ее. Пожалуй, если бы ей дать телеграмму, она встретила бы его на станции.
Дорога от станции до райцентра показалась Белимову длинной и скучной. Однако окраина города поразила его происшедшими переменами. На пустыре, где раньше торчали редкие худосочные сосенки, вырос целый поселок из сборных стандартных домов. А рядом возвышались кирпичные стены ремонтных мастерских лесозаготовительного комбината. Оглядевшись, Борис подумал: «Да, город растет, тут есть где развернуться».
С автобусной остановки он сразу направился к сестре, которую, будучи председателем сельсовета, от правил в город «искать счастья» на год раньше, чем приехал сюда сам. Сейчас она работала мастером в «Швейпроме». В деревне оставалась одна мать, не пожелавшая покидать родной угол и по-прежнему трудившаяся в колхозе.
Был выходной день, и Борис не сомневался, что застанет сестру дома. Но ее не оказалось. Ключ от квартиры ему передали соседи, сообщившие, что Паша скоро придет. Борис даже обрадовался этому случаю. Он быстро снял запыленную одежду, умылся, надел все лучшее, что у него было — рубашку, галстук, песочного цвета костюм. Когда Паша появилась на пороге и увидела разодетого брата, она всплеснула руками и совсем не по-родственному, робко и неуклюже, поцеловала его в щеку. Хотя сестра была на три года старше Бориса, она издавна признавала его превосходство и робела перед ним.
— Я думала, ты к вечеру приедешь. Ну, ничего, я сейчас.
Она засуетилась, собирая на стол.
— Все одна? Замуж не собираешься? — спросил Борис, искоса оглядывая себя в зеркале.
— Куда мне! — махнула рукой Паша. — Раньше не вышла, теперь уж поздно.
— Ничего не поздно, девка ты видная, зарабатываешь порядочно. Подожди, я присмотрю тебе жениха, довольна будешь.
— Нет уж, я как-нибудь сама. Ты свою жизнь устраивай.
— Устрою, не беспокойся. Второй раз не ошибусь.
Паша вздохнула и достала из-за комода пол-литра.
— Выпьешь с дороги? — вопросительно посмотрела она на брата.
— Давай, — согласился Борис. — В школе у нас насчет этого строго было. Как там наша мать живет-может?
— Все так же. Приходила недавно, просила помочь картошку выкопать.
— Меня, пожалуйста, от этого увольте, не могу.
— Я отпуск возьму, схожу. Одной ей все равно не сделать.
Борис выпил одну, затем вторую рюмку, но закусывал вяло, на вопросы сестры отвечал рассеянно, коротко.
— Трудно было учиться?
— Смотря для кого. Для меня нетрудно.
— Куда ж теперь тебя назначат? Многих за это время в колхозы послали, может, и тебя туда? Ты ведь недавно из деревни, дело, скажут, знакомое.
— Мало ли что! — раздраженно сказал Борис. — Я им не для того учился, чтобы в деревне все знания растерять. Ежели бы я захотел, мог бы в областной газете остаться, да не захотел из принципа, поняла?
— Да мне-то что? — смешалась она. — Тебе виднее… Налить еще?
— Нет, хватит, — вдруг отказался Борис, хотя перед тем намеревался выпить третью рюмку. — Ты, случайно, Клаву не встречала? Не заходила
