Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор

Кристоф не стал отвечать.

Кристоф смотрел в лицо Рихтеру, но смотрел сквозь собеседника, туда, где видел площади, толпу и черные флаги анархии. Проблема пролетариата волновала мало; как всякий борец, Кристоф сражался, не вдаваясь в детали.

Кристоф и сам знал, что возбуждение его всегда подводит. Успокоился, все взвесил, сказал сдержанно:

— Вы мне не доверяете. Сказанное мной считаете конспирологией?

Рихтер развеселился. Его первоначальный испуг сменился на иронию. Кристоф не опасен, он попросту безумен.

— Я совсем не против конспирологии. Вся историческая наука — конспирология. Не надо стесняться термина. Убийство Цезаря или падение Карла Десятого Бургундского — это заговоры. Большевики — заговор. Фашизм — заговор. Тамплиеры, гибеллины, оранжевая революция, глобалисты, Бильдербергский клуб — какая разница? Все это заговоры. Вся дипломатия — искусство заговоров. Одному говорят одно, другому — другое, или так говорят, чтобы ничего не сказать.

— Гм, — сказал на это Кристофер Гроб, — я так широко вопрос не рассматривал. Исключительно с точки зрения деятельности нынешнего канцлера.

— Выбор невелик. Можно признать наличие Бога, который направляет. Можно принять Маркса, который считает, что история борьбы классов ведет к бесклассовому обществу, которое и есть свобода. Но мы рабы объективизма: изучаем, что произошло «на самом деле». А никакого «на самом деле» нет. Мы занимаемся раскопками. Расшифровываем глиняные таблички. Но ничего объективного не раскрывается. На каждую новую глиняную табличку найдется свой новый черепок. Мы сопоставляем заговоры.

— Бруно Пировалли — торговец оружием.

— Какая чепуха!

— Ваш итальяшка — посредник в приобретении тяжелого вооружения. Минами не торгует. Только ракеты среднего радиуса действия, противоспутниковые установки.

— Вы с ума сошли.

— А чем итальяшка, по-вашему, занимается?

Марк Рихтер растерялся. Он затруднялся определить род занятий коллеги. Как-то не удавалось расспросить Бруно.

— Вы все перепутали, профессор Пировалли исследует кинематограф времен Муссолини.

— И ради такой ерунды итальяшка пересекает Европу? Нет в России никаких фильмов про Муссолини!

— Бруно вообще занимается эстетикой тоталитаризма. Кажется.

— И ведь наверняка допущен в архивы Министерства обороны, да? А как же! Исследователь! — Кристоф хрипло каркал.

— Допустим, — Марк Рихтер вдруг понял, что Кристоф прав, и профессору Бруно Пировалли совершенно нечего делать в архивах Министерства обороны. — Но кому он будет продавать оружие в России? Неужели России своего оружия мало?

— Не продавать, а покупать. У русских генералов. Для украинской армии.

— Вы бредите.

— Весь Донбасс — зона контрабанды оружия. Все продают оружие всем. Украинские генералы продают оружие сепаратистам, сепаратисты продают русское оружие американским наемникам, а русские начальники продают ракеты украинским врагам.

— Вы сами верите в то, что говорите?

— Считаете, в Афганистане было иначе? Или в Сирии?

— А вы бывали в Сирии?

Гнилые зубы веером разошлись в улыбке.

— Год там прожил.

— Возможно, на Востоке оружием торговать проще. Но скажите, где тихий оксфордский дон возьмет ракету средней дальности? На Корнмаркете купит? В Бодлианской библиотеке?

— Ему брать не надо. Он посредник. Скажите лучше, часто он летает на конференции в Латинскую Америку? Исследовать диктатуры?

— В Венесуэлу ездил раз пять. Всем социологам интересна риторика Мадуро.

— Откуда у сандинистов было оружие, давно известно. Откуда у субкоманданте Маркоса оружие и зачем расшатывать Мексику, вам понятно. Это же милое дело — поддерживать современных левых. Они всю работу сделают за правых.

— Верно, — сказал Рихтер. — Понятно.

— Ну а теперь задам вопрос. Как организуется сопротивление Мадуро внутри Венесуэлы? Международный валютный фонд отклоняет просьбу о финансовой помощи во время пандемии. Странно, да? Все же просят лекарства, не бомбы. Мины тоже не просят. А вот бомбы туда идут. И мины. Поинтересуйтесь.

— Уж не Бруно Пировалли возит в Латинскую Америку мины и стингеры.

— Пировалли просто договаривается о ценах. Товар поставляет другой. Чем занимается Алистер Балтимор?

— Лондонский галерист.

— Это что значит?

— Продает богатым бездельникам квадратики, полоски и кучки экскрементов. Современное искусство.

— На таких спекуляциях можно сделать миллионы?

— Сотни миллионов.

— Как это?

— Алистер Балтимор — идеолог свободы. За идеологию платят.

— Конкретно что это значит?

— Балтимор предъявляет покупателям товар, который договорились именовать искусством.

— Поточнее, будьте добры. Мои товарищи называют все настоящими именами. То есть Балтимор продает фальшивый товар?

— Тамбур поезда, — сказал Марк Рихтер, — не лучшее место для лекций по социологии искусства.

— Не важничайте! — зубы веером изобразили улыбку. — Лекцию здесь читаю я, а не вы. Итак, за что конкретно галеристу платят?

Марк Рихтер за последние два месяца успел убедиться: обман — самая убедительная реальность. Говорил уже не для зубастого социалиста, а сам для себя.

— Слово «фальшивый» не точно. Любая идеология декларирует нечто бездоказательно. Скажем, слово «любовь» остается идеологией, пока в жертву объекту любви не отдана жизнь. На этом, в частности, строится понятие религиозной жертвы.

— Ближе к теме.

— Вы же просили объяснить. Англичанин торгует символами свободы. Современные кляксы выражают порыв к торжеству над конкурентом, это тотемы общества рынка. Поэтому у «свободы» сегодняшнего общества Запада нет определенной формы. Тотем современной свободы — это бесформенная клякса. Галерист продает идолов.

— Скажем проще: богатые знают, что платят за фикцию.

— Но платят фальшивыми ценностями. Напечатанными только что бумажками.

— Мы подошли к сути. Еще один шаг. Можете?

— Так было всегда. Золото объявлено ценным по договоренности. Алмаз — это просто уголь. Но договорились считать алмаз драгоценностью. Деньги — это раскрашенная бумага. Так и с кляксами. Договорились, что кляксы — символ свободы.

— Вы согласны с тем, что клиенты галереи — это те, кто производит мыльные пузыри: банкиры, инвесторы в финансовые махинации, торговцы наркотиками и облигациями. Теперь скажите, много через такого спекулянта проходит денег?

— Очень много.

— По всему миру?

— Кристоф, это происходит на уровне инстинкта.

— Так вот. Обычный шпионаж.

— Невероятно.

— Вас не удивляет, что за кляксы можно получить миллионы, а то, что полученные путем мошенничества миллионы можно передать правительственному чиновнику, удивляет? Скажем, генералу, отвечающему за участок фронта от Харькова до Одессы, сколько надо дать? Сколько квадратиков?

— Невероятно, — повторил Рихтер, который понял, что все именно так и есть.

— Как считаете, в какое количество полосок обойдется отрезок в двадцать километров по харьковскому направлению? Допустим, отодвинуть артиллерийскую батарею в глубину от линии фронта. Пара квадратиков?

Кристоф скалил гнилые зубы, скверное дыхание превратило тамбур в газовую камеру.

— Вы полагаете, Бруно Пировалли и Алистер Балтимор случайно в одном купе? Итальянский демократ и британский консерватор? Они о чем там целый день разговаривают? О судьбах демократии?

— Да, — согласился Марк Рихтер.

— Вы вообще как относитесь к украинским событиям? — каркал Кристоф.

Марк Рихтер ответил осторожно. Он не понимал уже, с