Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор

И долго ли сможет сопротивляться этот колосс на глиняных ногах? Скоро начнется контрнаступление, и силы добра прорвут южный фронт, разорвут российские войска. Хребет русской армии сломан!

— Вся армия разворована, — говорили оппозиционеры-олигархи, перечислявшие сейчас свои средства на Украину, чтобы условный Запад простил их происхождение. — Это еще удивительно, как сумели собрать по сусекам немного снарядов, ведь все раскрадено, — о воровстве из бюджета они знали доподлинно, потому что сами крали. Бывший министр обороны России сократил вдесятеро производство оружия и даже отменил кирзовые сапоги с портянками, чтобы экономить на обуви. Уже пятнадцать лет солдат вместо сапог обували в ботинки из дерматина, и теперь глупым «мобикам» (так в «Адлоне» называли мобилизованных русских) ампутировали гангренные ноги.

Как ей сопротивляться — подлой, глупой, варварской стране?

Адмирал Джошуа Черч любезно представлял Бруно Пировалли гостям, многих знал лично, с некоторыми был знаком по натовским брифингам, а иные узнавали адмирала сами и подходили приветствовать. Собрание кипело, спикеры сменяли друг друга, распределяли кресла будущего правительства.

— А знаете, Бруно, кого я пригласил сюда, в «Адлон»? — адмирал хлопнул итальянского борца с тоталитаризмом по плечу. — Вы, уверен, удивитесь! Помните выпускника нашего Камберленд-колледжа, Прокрустова? Наш гость на high table. Прокрустов стал в России депутатом Госдумы, карьеру делает мошенник. Конечно, он наш, камберлендский… Вот и подумал — и меня поддержали! — пусть от России выступит кто-нибудь! Мы вправе не давать им голоса вообще.

И адмирал Черч шутливо и даже благосклонно помахал платочком единственному гостю из страны-агрессора, которого пригласили на встречу.

Некогда ученый ворон Оксфорда, а ныне депутат преступной российской Госдумы, Прокрустов был бледен, щеки ввалились. Он чувствовал себя загнанным и беспомощным — будь в этом хоть какая-то перспектива, он, пожалуй, мог бы и присоединиться к большому обществу, что куражилось над ним сегодня. Но это было уже недосягаемой мечтой. Он исключен навеки, сегодня он исполнял свой долг перед пославшим его государством, и холод неизбежного поражения сжимал его сердце.

— Риторика ваша, — говорил Прокрустов, — строится на предположении, будто Россия желает расширить территории вплоть до пределов, очерченных Екатериной Великой. Возникло определение «империя» применительно к сегодняшней России. Вы утверждаете, что если НАТО позволит России отстоять Крым и Донбасс, то этим аппетиты «империи» не ограничатся. Следом империя завоюет Литву, Латвию, Эстонию. Зачем России эти страны, где нет никакой промышленности? Зачем завоевывать Европу, которая вывела все производство в третьи страны? В музеи Прадо и Лувр гораздо приятнее съездить на два дня… — и прочее говорил в том же духе.

Грищенко смеялся в лицо российскому дипломату и говорил:

— Полный вывод войск и потом трибунал! И полная отмена русской культуры!

Бледное лицо Прокрустова вздрагивало, он старался не смотреть на горделивого Грищенко. Тонкий нос Прокрустова покрылся потом, он тем не менее продолжал говорить так, как должен был сказать.

— НАТО вправе считать, что Россия не остановится на Восточной Украине и станет завоевывать все больше территорий. Но и Россия вправе считать, что НАТО, нарушившее обещание не расширяться на Восток, не остановится на Украине, а обратит экспансию на Россию. И с большим резоном, согласитесь: Гитлер говорил, что Россия будет для Германии тем же, чем была Индия для Британии. Доказать бессмысленность завоевания Европы несложно: там нет ресурсов. Доказать необоснованность опасений России не удастся: Россия — богатейшая земля, и ее ресурсы жизненно необходимы Западу, — так их подучили говорить, служилых псов Кремля.

— Вот типичный пример кремлевского нарратива! Не будем, однако, забывать, кто начал войну! Позор насильнику! — грозный Грищенко поднял бурю оваций в «Адлоне».

— Насильник напал разом на пятьдесят государств, — сказал Прокрустов. Он был болен; вдруг ощутил слабость во всем теле, его бил озноб. — Отважный, однако, попался насильник. Возможно, господа, вы уже знакомы с последним выступлением уважаемого Джеффри Сакса, того легендарного американца, который был советником Ельцина и одним из вдохновителей приватизации России. Первоначальный план был — сразу растащить страну на части. И Джеффри Сакс рассказывает, как начиная с две тысячи седьмого года Америка дотирует антироссийские настроения, как проплачивает антиконституционный Майдан. Джеффри Сакс — не я, заметьте, и не Кремль — сообщает, что данная война есть целиком и полностью результат провокации Америки.

Российский чиновник говорил то, что требовалось сказать согласно протоколу, принятому в российском Министерстве иностранных дел, в той фракции парламента (российской Думе), где он состоял. Это была по всем канонам срежиссированная Кремлем речь. Но она разбивалась одним простым аргументом:

— Это вы напали! Это же вы напали! Вы — агрессоры! О чем теперь рассуждать?!

И каждое лицо в зале ресторана «Адлон» кричало ему это, и Прокрустову нечего было возразить. Масштаб происходящего уже давно не соответствовал Донецку и Крыму — делили планету. Но указать на эту очевидную всем вещь Прокрустов не мог, это находилось вне обсуждения. Он должен был отстаивать правоту агрессора, и на него смотрели восемь вице-премьеров, убежавших с миллиардами, и генералы НАТО. На их стороне было международное право, и это право оспорить нельзя, и Прокрустов знал это.

— Вы знаете, что сказал украинский министр Подоляк, — рокотал грозный Грищенко. — Вот его слова! «Украина имеет право на уничтожение всего, что находится в Крыму, в Донбассе и на Запорожье. И это право на уничтожение скреплено международным правом».

И зал аплодировал.

Прокрустов сошел с трибуны психически нездоровым человеком, развалиной, а оппозиционер Зыков его осмеял:

— Что же вы, чиновник по особым поручениям, не пичкали нас Достоевским? Даже главного империалиста России не цитировали? Не удосужились прочесть?

И маркизы смеялись, и генералы чокались шампанским.

— А ведь надо было привести цитатку из классика! «Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!» — вот как Федор Михайлович умел! Нет, не те теперь империалисты! Уже выдохлись!

И зал смеялся.

Собрание прошло прекрасно, новые министерские портфели поделили, наметили разделение России на двадцать одну провинцию с губернаторами.

— Согласитесь, Бруно, — сказал адмирал, — в немецких балах нечто есть. Вкусом немцы, конечно, не отличаются. Мне по душе суровая простота и величие нашей старушки Британии. Здесь немного слишком барочно, чересчур бравурно… Но рад, что они взялись за дело серьезно.

Бруно Пировалли со своей стороны поддержал это соображение.

— Ценности демократии, — сказал Бруно, — потребовали от цивилизации объединить усилия.

— Послушайте,