Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор

Будь я не академистом, но активистом, я бы сказал… Но мне придется уйти в историю Речи Посполитой, Москвы, Запорожья — и я никогда не дойду до простых слов.

Стивен Блекфилд, который знал российскую политику и политиков, понимал, что никаких «русских патриотов» наверху в России давно нет. Не существует патриотической власти, обуянной русской идеей. Эту страшилку с русскими «патриотами» придумали для западного обывателя; наверху в России уютно расположились финансовые группировки, аффилированные с Лондоном, которые спят и видят, чтобы вернуться на рынки Лондона и в свои поместья в Дорсете. «О, мы играли наверняка».

Бруно Пировалли тем временем объяснял — с юмористическими подробностями, — как его вместе с Алистером Балтимором буквально эвакуировал на персональном самолете благородный богач Полканофф. Миллионщик и меценат ищет дружбы с Англией, он перевел миллиард в армию Украины, он практически порвал с путинским режимом, вот и спас, кстати, двух британцев из снежного ада. Бруно Пировалли описал и заметенный пургой аэропорт, и замерзших пилотов (оказалось, что частный самолет Полканова вечно стоит наготове, а в гостинице «Метрополь» всегда проживают два британских пилота — и раз в две недели их сменяет другая британская команда). Итальянский рассказчик, подражая ужимкам московских пограничников, поведал, как вояки растерялись, видя, что добыча буквально ускользнула сквозь пальцы. Все, что говорил Пировалли, было верно, он точно передавал выражение осоловевших русских лиц, детально описывал пиры интеллигенции, и лишь тот, кто однажды видел и знал Россию, понимал, что все совсем не так, что пропущено то главное, что соединяет обе эти субстанции — народ и ее идеологов — в одно, в то странное, что нельзя назвать патриотизмом. Блекфилд слушал итальянца, выжидая паузу, чтобы встать и попрощаться.

— Да ты совсем не смеешься! — разочарованно присвистнул Пировалли. — А я думал тебя развеселить!

— Веселить умеешь, — сказал Блекфилд своим ровным, лишенным энтузиазма голосом, — и заражаешь весельем других. Некоторым — отношу себя к их числу — совсем не смешно. Мир в беде, смеяться совсем не над чем.

Стивен Блекфилд встал, аккуратно отсчитал семь фунтов за порцию рыбы с картошкой. Пива он не заказывал. Добавил сверху фунт чаевых — выложил монеты поверх чека, принесенного официантом.

— Он стал нелюдим, — сказал Пировалли адмиралу. — У Стивена личные проблемы.

Сэр Джошуа Черч отмахнулся: к чему эмоции? Адмирал принялся излагать суть новой командировки: завтра они с Бруно вылетали в Берлин на неформальную, но судьбоносную конференцию в отель «Адлон» — там будут решительно все. Ну, вот коронацию видишь? А в «Адлоне» еще больше народа соберется.

На большом плазменном экране, установленном Полкановым в пабе (единственное новшество, которое разрешил себе русский миллионщик), показывали буйную вечеринку королевской семьи: afterparty, завершившее коронацию. Семидесятипятилетняя супруга новоиспеченного Карла Третьего, королева-консорт, седая Камилла, облаченная в оранжевый брючный костюм, буйно отплясывала, широко расставляя ноги и тряся плечами. Коронация удалась.

— Поверь мне, Бруно, в Берлине будет не хуже. Немцы бал организовать умеют. Спляшут еще не так! Пакуй свой дорожный несессер!

Завтрашним днем камберлендские мудрецы уже были в Берлине.

В самолете адмирал просвещал своего итальянского друга касательно отеля «Адлон», берлинской жемчужины светской и политической жизни. Построенный в эпоху art-nouveau, отель успел принять не только всех великих актеров, но стал служить приемной при Бундестаге, местом, где обкатывали свои будущие договоренности Гувер, Франклин, Гинденбург и прочие вершители судеб века. Всего лишь десять лет назад канцлер Ангела Меркель поселила в этом отеле русского олигарха Ходорковского, вырванного ей из лап кремлевского тирана. По слухам (хотя сэр Джошуа Черч не пользовался непроверенными слухами), первым посетителем олигарха Ходорковского в отеле «Адлон» была сама фрау канцлерин, а вторым — украинский олигарх Ахметов.

— Следишь, Бруно? Понимаешь?

Итальянский профессор кивал, ему нравилось участвовать в великой истории.

Помимо прочего, «Адлон» славился устрицами.

— Как — устрицами? — восхищенно изумился итальянский гурман от демократии. — Берлин ведь не на море.

Адмирал благосклонно объяснил спутнику, что и Мадрид стоит не на море, но лучших морепродуктов в Испании не сыскать: город называют «крупнейший порт Испании»; а уж Берлин! В Берлине ты найдешь что угодно! Берлин! Да знаешь ли ты, Бруно, что Германия вернула себе великую миссию форпоста Запада перед славянской ордой? Вся надежда на Берлин!

— Берлин, дорогой мой Бруно, обязан был сыграть свою роль на великой шахматной доске, и я рад, что немцы это наконец осознали.

«Могущество России может быть подорвано только отделением от нее Украины… необходимо не только оторвать, но и противопоставить Малороссию России. Для этого нужно лишь найти и взрастить предателей среди элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное — дело времени». Это сказал когда-то великий пруссак Бисмарк; адмирал Черч данной цитаты не знал, но интуитивно преклонялся перед здравой немецкой политикой; да, в первый месяц войны колебались — но сейчас, бок о бок с Англией, гвоздят русских. И то, что встреча проходит в «Адлоне», — символично.

Здесь, в «Адлоне», Риббентроп встречал британских и английских гостей. Здесь, в «Адлоне», в 1939 году отмечали пятидесятилетие Гитлера, здесь, в «Адлоне», Риббентроп заручился согласием Японии поддержать Стальной пакт. А не желаете ли полюбоваться фотографией Есенина и Айседоры Дункан на фоне парадных дверей «Адлона»? О, то был славный отель, с героической историей.

Такси довезло ученых воронов до помпезного входа — аккурат напротив Бранденбургских ворот.

Гигантский, немного мрачный зал отеля; массивная египетская колоннада, золотые брызги фонтана, изготовленного в форме индийского слона; худые от постоянного бега официанты разносят шампанское; гости угощаются, знакомятся, сулят смерть тирании Русской империи. Здесь представлены германские политики и финансисты с обязательной приставкой «фон» к фамилии — вам показалось, что аристократия Германии исчезла, но вы неправы. Здесь парижские маркизы, немолодые и прелестные: у каждой из них имеется свой славянский любимец-оппозиционер. Не обязателен альковный интерес, это так по-парижски: подержать дряблой морщинистой рукой руку славянского оппозиционера, оценить и приютить праведного варвара. Здесь брюссельские бюрократы, они уже понимают, что к Объединенной Европе возврата нет, но, пока есть возможность, будут выжимать последние капли из мертвого тела. Здесь представители НАТО, практически уже сделавшего Германию передовым отрядом в новой войне: в Германию возвращены военные базы, некогда выведенные оттуда. Вы легко отличите ястребов по розовым и наивно-простодушным лицам: видите, как доверчиво они тянутся к шампанскому? Здесь оскорбленные украинские политики и миллионеры; большинство из них много лет не были на Украине, но они всей душой со сражающимся народом.

Здесь упоительный киевский куратор искусств