Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор

Пусть их очень мало, думал Марк Рихтер, но даже одной семьи достаточно; любая семья — это маленькая общность людей, небольшой народ. Любая семья заслуживает того, чтобы ее интересы учитывали. Наши семьи включают в большие коллективы, а эти большие коллективы включают в еще большие общества, но кто же может сказать, какое именно количество людей считать достаточным для того, чтобы признать их право на особенность? Они осознают себя как отдельное общество, так осознавали себя отдельными от других евреи в Египте. Евреи пошли через пустыню, но куда идти цыганам? Вокруг живут другие народы, и нет на их пути горы Елеонской. И ведет их сейчас не Моисей, не Иисус Навин, а батальонный командир Жмур, который выставит нищих перед собой, когда дойдет до стрельбы. Они никому не нужны, за них не вступится ООН, за них не волнуется Брюссель, и ради них не станут финансировать военные концерны. Сколько таких никому не нужных семей бредет сейчас по России? Когда развалили Советский Союз, то разворошили народные семьи, и теперь эти чумазые люди не могут найти себе места. А ведь это тоже европейский народ, подумал Рихтер. Одновременно с тем, как в 2014 году состоялся референдум в Крыму и полуостров Крым отошел к России, — одновременно с этим событием состоялся референдум гагаузов в Молдавии; гагаузы не приняли внедрения румынского языка и пожелали автономии. Референдум в Крыму разъярил просвещенное человечество, хотя просвещенное человечество отлично понимало причины голосования в пользу России; а референдума гагаузов попросту никто не заметил. В сущности, с ними случилась история, схожая с русскими на Донбассе, думал Рихтер, но большому миру трудно брать в расчет ничтожно маленький народ. Кто будет думать о гагаузах? Референдум гагаузов сочли незаконным просто потому, что внутри комбинации «Молдавия — Транснистрия — Румыния — НАТО» интересы никчемных гагаузов были даже не пешкой на доске, а лишь претензией казаться пешкой. Никто не озаботился даже будущим многочисленных курдов (карта Востока бы изменилась), а уж думать о будущем цыган и вовсе не собирались. Нет цыган, не существует, коль скоро их интересы нельзя совместить с продажей оружия. Никто из мудрых менеджеров планеты, принимающих решения о политической карте, не взглянул в их сторону: чумазые люди не вписались в новую конфигурацию карты, их не существовало. Однако эти чумазые люди были еще живыми, они шевелились и дышали, они ползали по полу вагона, они ощущали родство друг с другом, они лежали на полу, прижимая к себе своих грязных детей, и при этом их как бы не было в природе — не существовало этих субьектов на карте мировой гуманности и мировой свободы. Они должны были покорно занять свое бесправное место на общем пиру демократии — превратиться в пыль или вовсе исчезнуть.

Но это же семья, думал Марк Рихтер, такая же в точности, как моя семья. Разве этого мало? Вот, нищие люди прижимают к себе детей, потому что боятся за малышей: таковы условия семейного договора. Но ведь мы, говоря о больших обществах, употребляем слова «социальный договор», мы чтим Руссо. И вот большой, просвещенный мир, который кипит и булькает миллиардными доходами и свободолюбивой риторикой, этот большой мир к себе маленькую семью цыган не прижимает. Их никто не обнял и согревать не спешит: в отношении них социальный договор не действует. Почему?

Идет война за передел мира, за расчленение России, и, может быть, Россия это заслужила; «тюрьма народов», как ее всегда называли демократы, должна быть разрушена. Возможно, надо Россию наказать за то, что эта непомерно длинная, огромная страна не вписалась в аккуратно поделенную мировую карту. Теперь ее называют «империей». Сегодня решено разделить мою страну на много губерний и мелких народов. Уйдет в прошлое слово «русский», сгинет русская культура, но зато появятся слова «чухлома», «мордва», «меря», «якуты», «хакасы», «карелы» — и эти народности станут такими же никому не нужными, как цыгане. Неужели, когда разделят Россию, кто-нибудь в просвещенном мире озаботится судьбой якутов? Или нуждами чухломы? Эти народности сгинут, они пропадут, как пропадают сегодня цыгане — сгорят в топке цивилизации. Найдется сильный, богатый и хорошо вооруженный субъект, он будет управлять слабыми племенами. Это будет такой же полнощекий самодовольный тип, как комиссар Грищенко; он часто будет произносить слово «свобода». Именно так, состояние полного контроля и рабства они назовут словом «свобода». Это будет свобода без равенства, и это назовут словом «историческая справедливость».

Вот сидит упитанный человек в лимонных рейтузах, комиссар Григорий Грищенко, он желает воевать с Россией за свободу. Грищенко никогда не держал в руках оружие, он обычно пьет коктейли в барах Киева и выезжает на брифинги и саммиты в приятные города мира. Здесь, в поезде, ему утомительно и крайне непривычно — ведь он создан для ресторанов с авторской кухней. Но Грищенко верит: грянет час победы над варварами, и тогда лучшие люди вернутся в ресторан. Мир должен сгореть на этом огне, на нем же поджарят сочный бифштекс для банкета. Хочу ли я принять участие в такой войне?

Что делать в Москве? Воевать на стороне путинской армии? Принять сторону тех, кто хочет разрушить Россию?

Рихтер не разрешал себе рассуждать патриотически — однажды, уже давно, он сказал себе: гуманист не имеет права быть патриотом. Требуется принять весь мир как единую семью; но что делать, если из общей семьи выгнали блудного сына? Если Россию гонят из общего дома планеты, как я должен себя вести?

Цыган сейчас гонят эти страшные ряженые люди, что их ждет, непонятно. Мельниченко не мог солгать, он прикроет любого нищего. Но поможет ли Мельниченко? Мирные жители, особенно бесправные нации, всегда попадали на передовую, между двумя армиями — это повелось со Столетней войны. Да, так было, и это повторяется снова: «справедливость» будет на стороне батальонов цивилизации. Ничего особенного сейчас не происходит, это обычная практика: слабых никто не жалеет, особенно тех слабых, которые пожелали быть сильными и не согласились ползать и лебезить. Те международные союзы, которые богаче и агрессивнее, они именуют себя «нациями, ищущими историческую справедливость», а народности, не вписавшиеся в новый порядок, они объявляют варварами. Сегодня «к украинцам относятся как к богам», так громогласно сказал украинский пропагандист Арестович; высший чин в украинской пропаганде сообщил истину всему человечеству, его суждения повторяли агитаторы мелкого разбора. Лимонно-рейтузный комиссар Грищенко густым басом многократно повторял формулу: «К украинцам сегодня относятся как к богам!» Украина заменит Россию на карте, сообщила всем Лилиана.

— А цыган заменят кем?