Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина

«Интересно, какую часть фразы услышит Кённа, если я передам ему послание дословно, – подумала она мельком. – Про любовника, про детей или про гортензии?»

Но ветер, задувающий над опущенным стеклом, изрядно проветрил голову, возвращая способность здраво мыслить. И поэтому первое, что Тина сделала, оказавшись на улице, – набрала Йорку. Причём, памятуя о гипотетических жучках в библиотеке, сделала это, не заходя в помещение.

– Вам снова нужен телохранитель, мисс Мэйнард? – угрюмо откликнулась трубка после седьмого гудка. – Сразу предупреждаю, меня похоронило под отчётами. Никогда не откладывайте на завтра то, что лучше вообще никогда не делать. Особенно если это касается бумажек.

Тина невольно улыбнулась.

– Бумажками меня не запугать. И охрана мне не требуется, можете пока расслабиться и посвятить себя работе. Скажите только сначала, что бы вы подумали о человеке, который ведёт себя так… – И она описала свой донельзя странный диалог с Кианом, не вдаваясь в подробности и не называя имён.

Детектив взял долгую паузу.

– Конечно, по телефону диагноз не поставишь, это вам любой врач скажет, – произнёс он наконец. – Но вообще этот ваш мистер Неизвестный похож на жертву шантажа. Есть категория людей, которых по разным причинам вовлекают в незаконную или неприятную для них деятельность, и ведут они себя похоже. Мнутся, страдают, отпускают многозначительные намёки. И ждут, что кто-то добренький придёт и решит все проблемы за них. А я могу взглянуть на этого типуса?

– Нет.

– Тогда не ждите от меня помощи. Без обид, мисс Мэйнард.

Тина заверила его, что она, напротив, страшно благодарна, и повесила трубку.

На душе скребли кошки, причём отнюдь не из мэйнардского прайда. После работы Аманда была так любезна, что не только подбросила Тину до торгового центра, но и прогулялась с ней по магазинам. Сама ничего не купила, но зато подбила её заглянуть кроме продуктового и зоомагазина почти в каждый бутик, а затем подвезла со всеми сумками до калитки. На то, чтобы распихать покупки по свободным полкам в холодильнике, в кладовой и в буфете, примерить новые туфли и нежно-розовое батистовое платье – «Ты в нём как невеста, Тин-Тин, конечно, бери!», – ушло порядочно времени; за окнами стемнело.

Уже засыпая, Тина подумала, что Кёнвальд так и не появился.

Утром на пробежке она свернула к реке и позвала его с берега; он не откликнулся – снова, и беспокойство плеснуло через края, как позабытое на плите молоко. Рабочий день тянулся бесконечно, хотя Пирс в кои-то веки привёл себя в порядок и вернул прежние галантные манеры, а Аманда на волне дружелюбия казалась почти милой.

После партии в шахматы к стойке подошёл Фогг и передал от племянницы привет. Уиллоу с Маркосом явились после обеда и сидели за дальним столом до самого закрытия, обложившись учебниками, – близились экзамены, и потусторонние проблемы ушли на второй план.

Позвонила Пэг и попросила назавтра заглянуть в участок; голос у неё был встревоженный.

Мисс Рошетт не пришла вовсе, но через Маркоса передала, что приболела.

Тину из этого не тревожило ничего.

Она едва дождалась шести часов, а затем, распрощавшись со всеми, едва ли не бегом рванула к реке. Наискосок, дворами, больше ориентируясь на чутьё, чем на память… Добралась до берега в незнакомом месте, где-то в ивовых зарослях за школой, протиснулась меж шершавых стволов – и наклонилась к воде, опуская в неё кисти рук.

– Кённа, покажись, – попросила она тихо, но твёрдо. И соврала: – Я знаю, что ты слышишь, Уиллоу тебя сдала. Выходи. Я останусь тут, пока тебя не увижу, даже если придётся до утра просидеть.

Почти четверть часа ничего не происходило. Тина лежала на берегу, окунув руки в воду; в живот впивались корни, перед глазами вереница муравьёв текла куда-то, перетаскивая кусочки листьев и лепестков. Квакали в тине лягушки, издалека, со спортивной площадки, доносились гулкие звуки удара по мячу и вопли.

– А как же кошки? – спросил Кёнвальд глухим голосом.

Тина обрадовалась до одури, до потемнения в глазах, и даже не сразу поняла, что не так.

Он появился чуть поодаль, по колено в реке. Стоял, повернувшись спиной; капюшон накинут, руки в карманах… Свет, пока ещё дневной, но по-летнему тёплый, желтоватый, сочился меж ивовых ветвей и пятнами ложился на серую толстовку, делая линию плеч ещё более напряжённой.

– Кошкам я оставила еду с утра, – хрипло произнесла Тина.

Она медленно поднялась, точно боясь спугнуть дикую птицу, вылезла из кроссовок, смяв задники, и ступила в воду. Кёнвальд вздрогнул.

– Не надо. Тина Мэйнард, уходи.

Первый шаг был как по льду – ноги обожгло холодом, джинсы намокли и прилипли к коже. Второй уже проще – по мелким камням на дне, гладким и чистым, словно по мосту из человеческого мира в королевство фейри.

– Не убегай.

Кённа дёрнулся едва заметно, словно хотел отпрянуть, исчезнуть – но не успел. Она обняла его со спины, прижалась лбом к плечу, зажмурилась. Чужое сердце ощущалось совсем близко и ясно, точно билось не где-то под рёбрами и пушистым серым флисом, а прямо в ладони.

Его пробрало дрожью; прошло страшно много времени, пока он успокоился, затих, а пульс у него выровнялся. Ноги успели совершенно заледенеть и ощущались теперь как чужие.

– Что с тобой происходит? – спросила Тина прямо, открывая глаза.

– Я попался, – произнёс Кённа севшим голосом. – Очень глупо. Знал ведь, что на той стороне – тоже колдун. Но понадеялся на свою силу, забыл, что толковых противников у меня уже лет триста не было, одна мелочь и шушера. Повёлся на след, думал, прихлопну этого Доу и разберусь, кто там его за ниточки дёргает… А на том конце пути оказалось нечто вроде святилища. Белые камни, те самые, бусины из ожерелья Гвенды… Осквернённые.

Он наконец-то вынул руки из карманов, и Тина захлебнулась вздохом.

Сначала ей показалось, что его кисти покрыты копотью. Кожа потрескалась, как старая масляная краска, и точно облупилась. В трещинах проступило что-то тёмное, пульсирующее, неприятное даже на вид.

– Больно? – спросила она тихо.

Кёнвальд усмехнулся сквозь зубы.

– Если не считать отдавленную гордость, то уже почти что нет. В колдовском искусстве мне действительно нет равных – кроме учителя, Эйлахана, и доброго друга Энны. Но тот, с другой стороны, тоже неплох. И, что скверно, он знал пределы моей силы, а я… я думал, что имею дело с тенью. Могущественной, странной – но всё-таки тенью. И с размаху влетел в собственные чары, только искажённые и обращённые против меня самого же. Это было… поучительно.

Он говорил отрывисто, ломко; его точно лихорадило. Тина