Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина

Он слегка оттолкнул их назад – и с размаху наступил на цилиндр.

Под подошвой что-то сверкнуло, как маленькая молния, чпокнуло, зашипело. Клякса растеклась по булыжникам, попыталась скрыться в щелях между камнями, но Кён свистнул тонко и тихо – и от его ноги разбежались юркие синеватые искры, облизали мостовую, забираясь во все трещины, и угасли. От цилиндра не осталось даже пятна.

– Позёр, – буркнула Уиллоу. Судя по участившемуся дыханию, то, что вокруг творилось, пугало даже её. – Нарочно ведь выёживаешься.

– Ты так говоришь, будто это что-то плохое, – фыркнул Кён. – Магия должна поражать и удивлять, иначе грош ей цена. Ты что думаешь, Тина Мэйнард? – сказал – и уставился выжидающе, глядя через плечо.

Синие глаза были бесстыжими-бесстыжими.

– Я поражена, удивлена и обескуражена, – честно ответила Тина, остро жалея, что не разжилась у Аманды электрошоком помощнее. И перевела взгляд туда, где у погасшего фонаря всё ещё кружился в воздухе лепесток огня: – А что с тем трупом?

– О, вопрос интересный…

Кёнвальд первым осмотрел безликого человека и даже пнул его в бок для верности, но вероятно, ничего опасного не усмотрел. Махнул рукой – мол, подходите, – а потом указал пальцем на «труп».

– Видите? Аккуратный косой надрез. – И он провёл в воздухе пальцем над распоротой рубашкой. – Не кровоточит – нет у слепков крови. Сделан весьма острым лезвием, но, Холмы и Корона, как же небрежно! – цокнул он языком. – Похоже, ваш мальчик поработал. Не знаю, что у него за оружие, но оно вполне подходит, чтоб избавляться от теней. Бьёт только как истеричка, куда попало – заехал бы по цилиндру, и тень бы сгинула. Впрочем, для первого раза неплохо. Вот оно, рассыпается.

Тина пригляделась.

Труп – или «слепок», как назвал его Кёнвальд, – действительно истлевал на глазах. Причём не вокруг надреза, а весь одновременно, словно из него изъяли некий жизненно важный элемент, каркас, поддерживающий материальное существование. Монолитная издали, вблизи плоть напоминала сгнивший осиновый лист – обнажившееся переплетение тончайших жилок. И их становилось всё меньше: нити истощались, рвались и, наконец, распадались блеклой мучнистой пыльцой, истаивающей быстрее, чем удавалось её рассмотреть.

– Оно умирает? – вырвался вопрос.

– Нет, – суховато ответил Кёнвальд, поднимаясь, и снова усадил огонёк-светлячок себе на плечо. – В нём изначально не было жизни. О тенях мало что известно, но я думаю, что они порождение несбывшегося, нечто наполовину осуществлённое. Тени движимы одним стремлением: зацепиться за мир, закрепиться здесь любой ценой, используя топливо чужой жизни, мечты и чувств… И они никогда не являются поодиночке. Поспешим же.

Ещё один полуразрушенный слепок, уже без цилиндра, обнаружился выше по улице, у самого поворота. Живот рассекали два глубоких крестообразных надреза, и плоть уже превратилась в каркас эфирных паутинок. От тела разбегались в разные стороны мелкие чёрные отпечатки, кружили по брусчатке – и стягивались за угол трёхэтажного кирпичного дома с медным флюгером-змеем.

Оттуда доносился неумолчный шелест и писк.

– Не нравится мне это, – тоскливо пожаловался Кён, запрокидывая голову к бурлящей над крышами грозой. – Очень-очень не нравится…

А потом случилось много всего почти одновременно.

За поворотом, в слепой зоне, раздался искажённый, исполненный страдания выкрик-выдох.

Уиллоу без раздумий кинулась на звук.

Кёнвальд ринулся за ней, но врезался в чудовище – шар в человеческий рост на гротескно тонких ногах, без рук, зато с добрым десятком зубастых ртов.

Со всех сторон – из палисадников, с боковых улочек из подвалов и даже из-под карнизов – хлынул чёрно-коричнево-серый поток.

Крысы.

…Руки были пустыми и лёгкими – ни жердины, ни дубинки, ни даже кирпича. Летние джинсы и рубашка облегали тело – слишком, слишком тонкая, ненадёжная ткань, плохая защита от зубов и когтей…

Ни оружия, ни доспехов – у Тины не было ничего, кроме её собственного уязвимого человеческого тела, кроме сердца, пылающего в клетке из рёбер, колотящегося так сильно, источающего столь ослепительный жар, что в глазах резало, а кончики пальцев начинало саднить.

Страха она не чувствовала – только ярость, клокочущую, огненную… правомерную?

– Пошли прочь! – свистяще выдохнула Тина, и горло осипло, как от крика. – Пошли прочь, твари!

«Как они смеют у меня под носом, на моих улицах, здесь, – стучало в висках. – Лезут к Кёну, к Уиллоу, к Маркосу… Как?»

Первых крысят она расшвыряла пинками; твари верещали как ошпаренные. Потом они уже стали сами разбегаться, давая дорогу, заманивая за угол дома – туда, где и мостовой не было уже видно под живым-неживым крысиным ковром, который Уиллоу утюжила свёрнутой в рулон джинсовкой, а над скрюченным мальчишеским телом склонялась вытянутая гротескная фигура.

«Ну уж нет».

Тина не поняла, как это получилось – вот она здесь, а вот уже рядом с Маркосом, и кулак рассекает воздух в мощном, на Йорке испытанном замахе, а потом врезается в гадкое, тестообразное, податливое тело. Силы удара хватило, чтобы отбросить тварь на пару шагов, и жар от сердца хлынул в голову – получилось, получилось!..

А потом тень встряхнулась по-собачьи, распрямилась… и заинтересованно обратила к Тине гладкое, как полированный чурбак, лицо.

Ярость угасла; бушующее пламя обернулось кисловатым жидким дымком.

Тина отшатнулась, внутренне собираясь в комок, отгораживаясь от наступающего ужаса скрещёнными на груди руками, – и краем глаза заметила позади себя холодное синее свечение.

Кёнвальд тоже был зол, и смотрелось это куда как внушительнее.

– Исчезните, – произнёс он тихо, и улица опустела.

Остались только согбенная Уиллоу, Тина, замершая в ожидании удара, и распластавшийся на брусчатке Маркос.

Хлынул дождь.

Одежда намокла сразу, до последней нитки. Стало холодно; кожа покрылась мурашками, зубы выбили чечётку. Молнии прошивали тучу непрестанно – на такой высоте, что звук добегал до земли с задержкой почти в минуту; грозовой фронт, который лишь недавно едва ли не стелился по шпилям, отдалился.

– Ты от них избавился? – спросила Тина, инстинктивно ёжась. Ресницы слиплись от дождя. – От крыс.

– От этих – да, – сдержанно ответил Кённа. Находиться рядом с ним всё ещё было жутковато, как стоять под оборванным кабелем высокого напряжения. – Но придут другие. Их слишком много для Лоундейла, в конце концов, у нас здесь разломов нет… Не понимаю. Да, мальчишка…

Он присел рядом с Маркосом, двумя пальцами нащупал пульс на горле, затем наклонился, упираясь одной рукой, принюхался к дыханию и хмыкнул.

– Как он? – хрипло каркнула Уиллоу, совершенно по-девчачьи тиская мокрую джинсовку.

– Крепкий. Обязательно придёт в себя, надо только немного ему помочь. – Кёнвальд с неожиданной для его телосложения лёгкостью взял Маркоса