Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина
– Маркос опять доставляет проблемы?
Если честно, Тина ожидала чего угодно, только не такого усталого отцовского вопроса – и даже оторопела на мгновение.
– Э-э… Я бы не сказала. Просто они с Уиллоу, ну, немного повздорили.
– Немного? – вежливо усмехнулся Оливейра. – Позвольте усомниться, мисс Мэйнард… Я слишком хорошо знаю это белобрысое наказание и, видит Святая Дева, с трудом балансирую между двумя желаниями: сгрести его за шкирку, чтоб научить уму-разуму, или отправить барахтаться и набивать шишки самостоятельно. Вот только в первом случае он подумает, что его считают ещё ребёнком, а во втором – решит, что всем на него плевать.
– Непростая дилемма, – ответила она осторожно, не зная, как реагировать.
– Дети просто устроены, мисс Мэйнард, но дети очень сложно устроены – оба утверждения верны, такова страшная правда, – комично выгнул брови бариста. – А такие парни, как Маркос… Он ведь мало того что младший, так ещё и от второй жены. Братья-сёстры у него смуглые, в меня, а он в родичей по материной линии, маленький, светлый. Вот у него и зудит внутри – доказать, что не маменькин он сынок, а мужчина, Оливейра, да ещё пооливейристей, чем я сам.
Тине стало смешно. Она вспомнила рассуждения Маркоса о «настоящих мужчинах» на грани агрессии – и взглянула на это по-другому.
«Интересно, каково так жить – постоянно соревнуясь с самим собой, только выдуманным, идеальным?» – пронеслось в голове.
– Да, он очень привязан к семье и к фамильным традициям, – сказала Тина, чтоб поддержать беседу, но не слишком уходить в сторону личных откровений. – Все эти ножи, мужественность… Хотя чаще всего он вспоминает свою бабушку, видимо, они были дружны.
Оливейра растерялся.
– Бабушку?..
– Ну, он называет её «бабка Костас», – смутилась Тина, лихорадочно соображая, где и что могла напутать. – Якобы ему достался от неё нож и всё такое.
– Он такое говорил, мисс Мэйнард? Странно, – ответил Оливейра, нахмурившись. – Потому что Мария Костас – это была моя бабка, и она умерла лет за пять до того, как я переехал сюда и женился. Я о ней и не рассказывал-то почти.
Внутренности точно в ледяной комок сжались.
– Тогда, наверное, я что-то путаю, – напряжённым голосом ответила Тина и заставила себя улыбнуться. – Не берите в голову. И за Маркоса не волнуйтесь: Уиллоу – не самая плохая компания, поверьте, а избавиться от неё практически невозможно, если уж она решила стать кому-то другом.
– Хорошо бы, – кивнул Оливейра, поднимаясь. – Вот и десять минут прошли, пойду-ка я за вашим заказом. И спасибо, что выслушали.
Суп из сельдерея оказался неплох – возможно, потому, что варили его не из листьев, а из корня, перетирая затем в пюре вместе с парой картофелин и щедро сдабривая мягким сыром. Сладковатый кукурузный хлеб вообще таял во рту и смутно напоминал пищу богов из какой-то непроглядной древности и дали, за океаном, до пришествия белого человека, и это несколько мирило с необходимостью просто сидеть и ждать звонка Уиллоу. Затем черноволосая девица, наверняка одна из старших сестрёнок Маркоса, принесла латте – с отчётливой кардамоновой горчинкой и пряным мёдом. Тина загодя попросила счёт, оплатила и устроилась на диване, потягивая кофе через соломинку.
«Чёрная вода», и без того слишком тихая для вечера понедельника, постепенно пустела. В половину восьмого вошёл кто-то в толстовке с низко надвинутым капюшоном, и сердце замерло.
«Кён?»
Но почти сразу стало ясно: нет, не он, а какая-то молодая женщина с совершенно незапоминающейся внешностью, а-ля дружелюбная соседская девчонка. Она показала бариста фотографию и что-то негромко спросила, потом взяла два больших капучино навынос, села в припаркованный перед кофейней «жук» и укатила, а через пять минут Тина не могла бы уже с уверенностью сказать даже, блондинкой та была или брюнеткой.
Да и не имело это значения.
Медовый латте остыл, и навалилась сонливость; Тина откинулась на спинку и на секунду прикрыла глаза, а очнулась оттого, что Уиллоу трясла её за плечо, а часы показывали полдевятого.
– Что? – Голос спросонья звучал хрипло.
– Не нашли, – коротко сказала Уиллоу. Глаза у неё были красные и сухие, безжизненные. – Зато около «Перевозок Брайта» валялось вот что. – И она протянула линялую тряпку приметной чёрно-красной расцветки. – Бандана. Он её то на голове носит, то на руку повязывает, как браслет.
Можно было переспросить: «А это точно она?»
Или: «А если Маркос её раньше там потерял?»
Или рассказать, не упоминая о Доу, Оливейре – пусть тот разбирается, он отец или кто…
Но после долгих и бесплодных поисков в библиотеке, трудного разговора с капитаном Маккой, после бьющегося в коробке мёртвого сердца отстраняться было невыносимо. Точно окончательно расписаться в собственном бессилии, поставить штамп на лбу – «слабак, к жизни не годен».
«Как там говорил Оливейра – баланс между недееспособным ребёнком и никому не нужным ребёнком? – всплыла идиотская мысль. – Тут скорее тонкая грань между трусливым дураком и дураком бесшабашным».
– Где Пирс? – спросила Тина, поднимаясь.
Голову вело, пульс зачастил, но зрение точно прояснилось.
– На улице, – кивнула Уиллоу. – Стрельнул у кого-то сигарету и курит.
Это показалось дурным знаком – с табаком Пирс завязал, по своим собственным словам, лет тридцать назад.
– Пусть докуривает, а потом вызывает такси, – распорядилась Тина, надевая пиджак и перебрасывая ремень сумки через плечо. – Проводит нас до моего дома, мне кошек покормить надо, а потом пусть едет куда хочет.
Уиллоу встрепенулась и немного ожила. По крайней мере, глаза у неё хоть и были по-прежнему красные, как после долгих рыданий, но уже не потухшие.
– А велосипед как же?
– Постоит здесь, не украдут же его.
– Украдут – прокляну, – мрачно пообещала Уиллоу, и на шутку это походило меньше всего. – А потом куда?
Тина засомневалась на секунду, но пересилила себя:
– К Кёнвальду. За помощью.
«И пусть только попробует отказать». Если Оливейра и удивился просьбе перезвонить, когда Маркос вернётся, то виду не подал, зато аккуратно записал оба номера, и Тины, и Уиллоу. Только, прощаясь, заметил:
– Он частенько всю ночь гуляет, мисс Мэйнард. Возраст такой, не волнуйтесь.
«Если б только возраст», – вертелось на языке, но Тина промолчала. Теперь уже казалось, что появление Доу у полицейского участка было не случайно и каким-то образом спровоцировало ссору. Слишком хорошо это согласовывалось с тем, что раньше Кёнвальд говорил о тенях: то, что рождено долгой, изматывающей войной, без чуда, без надежды, даже без победителей, – куда оно клонит мир?
А к чему склоняет людей?
Пирс воспринял план без особого энтузиазма, но спорить не стал. Дёрганый, усталый, злой, он выглядел