И золотое имя Таня… - Александр Владимирович Быков

– Не мало, я его давно люблю, я чувствую…

– Ну тогда завтра печем пироги, будем принимать сватов.

Назначенный день прошел в хлопотах. Мыли до блеска в доме, пекли пироги. Анна Алексеевна купила дорогущую по тем временам «поллитру». Наступил вечер, ну где они? Татьяна выбегает на дорогу, посмотреть, не идет ли машина. Все тихо, пробило восемь вечера, потом – девять, потом еще час прошел. «Все, нет больше мочи терпеть, неужели обманул? Обманул, так и есть!» Черные глаза Татьяны налились гневом, потом намокли и забрызгали лучшее платье соленой влагой. Она ревела в голос, ревела от обиды и унижения, и некому было в тот момент поцеловать ее в эти глаза и сказать слова утешения. «Надо бежать! Куда – из дома, от запахов пирогов, от накрытого стола? Бежать куда угодно! Вот, например, к подруге Зинке, она в курсе дела, она поймет». Так и сделала. Потом они рыдали уже вдвоем, а в полночь – стук в дверь. «Откройте, Таня у вас?» «Это он, не открывай, видеть его не желаю!!!». Так и не открыли.

Наутро, на день раньше срока, учительница Татьяна Агафонова собрала чемодан и уехала на работу в Азербайджан. Мать не держала ее. Кто знает, что творилось на душе у этой женщины. Судьба посылает ей испытание уже в который раз, но надо держаться. Анна Алексеевна, провожая Татьяну, не проронила и слезинки, переживала молча…

* * *

Татьяна Ивановна снова в Вологде. И снова в гостях у научного руководителя. Они сидят за большим круглым столом, пьют чай. Она сама попросила об этой встрече. Не сразу, не вдруг, но заставила себя сделать это. Он спрашивал ее об одном деликатном факте, да и она писала об этом в воспоминаниях, только не все и не так, а точнее – все не так, потому что это еще одна ее тайна. Но он эту тайну откроет, догадается, уж слишком дотошный. Нет, уж лучше она сама ему скажет.

– Вот вы меня спрашивали, – начала Татьяна Ивановна издалека, – я подумала и решила показать вам некоторые документы. Дело в том, что в 1956 году в Азербайджане я вышла замуж…

– ???

Пауза.

– За местного?

– Да!

– Татьяна Ивановна, вот это сюрприз. Вы меня не перестаете удивлять.

– Я об этом говорила в свое время Вячеславу Белкову и еще кое-кому из московских говорила, но взяла с них слово молчать! Белков уж теперь не скажет, а вот московские могут и не сдержать слово и, как всегда, переврут все, извернут по-своему, а я не хочу, поэтому расскажу вам все как было.

Когда я вернулась на работу в Азербайджан, надеялась, что Юра мне будет писать. Но писем не было. Думала, может, не знает адреса? Но долго ли спросить у брата Андрея или у мамы? Нет – не пишет, потому что не любит! Как же я ждала от него писем! – Татьяна Ивановна нервничает: видимо, воспоминания не дают ей покоя и до сих пор. – Вот ведь, виноват Юра передо мной, а кажется, получила бы письмо и все ему простила.

– Татьяна Ивановна, а ведь в это самое время на Северном флоте моряк Николай Рубцов тоже думал о вас, переживал разлуку и, если бы знал адрес, наверняка писал бы письма. Впрочем, он и так их писал, только не отправлял, и письма эти были в стихах:

Как мне хочется крикнуть:

Поверь мне, поверь!

Но боюсь, ты меня не услышишь…

Дорогая! Любимая! Где ты теперь?

Что с тобой? Почему ты не пишешь?

В их разговоре наступила тяжелая пауза.

– Когда я впервые прочла это стихотворение в газете в 1969 году – долго ревела: как же я прошла мимо такой чистой и светлой любви, прошла и не заметила. Но когда любишь, то голова с сердцем не в ладу, а я любила Юру Решетова и готова была для него на многое…

Какой классический любовный треугольник! Герой любит героиню, героиня любит другого, другой обижает героиню и, затаившись, молчит. Страдают все! Герой пишет удивительные по искренности стихи и не отправляет их героине. Она, естественно, об этом не знает и страдает по другому; другой, виноватый перед героиней, страдает тоже, но гордость не позволяет ему принести извинения за свой поступок. Или он не страдает, а нашел другую?

– Я вам открою первую тайну, – Татьяна Ивановна набрала воздуха и выдохнула. – Вскоре после моего отъезда Юра попал в тюрьму. Разодрались на танцах, а он – боксер, кому-то и двинул сильно. Осудили на год, поэтому и не писал.

Научный руководитель недоверчиво покачал головой.

– Из тюрьмы все пишут, было бы желание и кому писать…

– Ну я не знаю, – бросила Татьяна Ивановна, – может быть, он хотел, чтобы я не знала обо всем происшедшем, но мне об этом сообщил брат.

– А Рубцов – вы вспоминали его?

– Нет, я тогда думала, что все уже в прошлом и у него другая жизнь, я же не знала, что он страдает и пишет обо мне стихи…

– А если бы получили от него письмо?

– Что теперь говорить… Слушайте дальше, про вторую тайну. Однажды зимой, в каникулы кажется, я поехала в райцентр Закаталы на учительскую конференцию. Людей возили тогда не в автобусах, а в открытых грузовых машинах, подбирали на дороге по селам. На очередной остановке к нам подсел молодой человек, русый, голубоглазый. Оказалось, что он учитель русского языка и тоже едет на конференцию. Звали его Владимир Федорович Алексенко. Он был местный, потомок русских переселенцев на Кавказе, хорошо знал обычаи и нравы этих мест. Володя жил с матерью в райцентре и пригласил русских учительниц в гости. Мы, а в машине кроме меня сидели еще наши вологодские учительницы, согласились. В гостях пили чай, беседовали с его мамой. Я видела, что приглянулась Владимиру…

– Завязался роман?

– Нет, он работал в своем селе, я в своем. Но в конце марта 1956 года Алексенко пригласил наших девчонок в гости и при всех сделал мне предложение стать его женой. Не было ни одного свидания, ни единого поцелуя, но я… – делает паузу, – согласилась.

– Как же можно вот так, без любви?

– Да я прекрасно понимала, что в любой момент меня могут украсть или еще чего похуже, и замужество за местным, к тому же русским, было