И золотое имя Таня… - Александр Владимирович Быков

Он действительно остался в Космове с младшей – Ниной. Она запомнила, как ходили на речку Шейбухту. Нина купалась, Рубцов «пек блинчики»: кидал плоские камни так, чтобы они скользили по воде, оставляя череду расходящихся волн, – ну чем не «блинчики».

Потом Николай с Андреем Агафоновым возились у дома с велосипедом. Коля что-то помогал чинить, и в благодарность Андрей дал ему прокатиться. Николай уехал за околицу искать нескошенный луг и вернулся с букетом полевых цветом. Цветочки были скромненькие, с небольшими красными соцветиями-головками.

– Тане? – спросила сестра Нина.

Рубцов кивнул.

Вернувшаяся из леса компания так и застала его с букетиком полевых цветов.

– Кому это ты, Коля, «кошачьих мудяшек»-то нарвал? – съязвила соседская девушка.

Татьяна, услышав это, бросилась в дом. Она не хотела больше его видеть, принимать его ухаживания, и вообще – она поняла, что не любит Рубцова. Вот так: не любит, и все!

А как же свидание на берегу, поцелуи, как же письма, которые он два года писал, признания в любви как же? «Не стоит и думать, – решила она, – мало ли чем девушки увлекаются, надо готовиться к работе в далеком краю, заботиться о маме и остальных Агафоновых, как тут они останутся».

Весь вечер Татьяна не замечала Николая. Шла мимо, нарочно опустив глаза, сидела в одной компании, а как будто и незнакома. К ночи по обыкновению устроили танцы. Николай вроде как был тут, а стали искать – и нет. Куда делся? Ну да ладно, вернется.

Но он не вернулся, ушел в Шуйское, лежал в прибрежной траве, на пристани, недалеко от впадении речки Шуи в Сухону, ожидал парохода, глядел на яркие августовские звезды. Он страдал. Не знаем, винил ли в чем-то себя или искал оправдание. Скорее, злился. Злился на судьбу свою несчастливую, на Татьяну за гордость ее. Ох, как мучил его этот взгляд из-под опущенных ресниц! Пройдет, глаз не поднимет, не улыбнется, и впечатление такое, что презирает. Ну и пусть, пусть. Он-то ее по-прежнему любит, и даже сильнее, чем прежде. Николай думал, что Татьяна перестанет сердиться, как это уже бывало во времена их тотемской учебы, и все вернется. «Пережду недельку, остынет, тогда поговорим», – размышлял он.

На небе горели звезды, на водной глади издалека слышались звуки парохода. В голове Николая сложились стихотворные строчки, впечатления этой ночи: «В белой рубашке в осоке лежу, катится древняя Шуя…» Через несколько лет он запишет их на клочке бумаги, и они чудом сохранятся.

* * *

10 августа 1954 года Татьяна Агафонова упаковала чемодан, простилась с родными и на теплоходе отправилась в Вологду. Путь ее лежал в Москву и оттуда – в далекий Азербайджан. Могла ли она отказаться от этого распределения? Некоторые биографы Рубцова высказывают мнение, что могла. Сама же Татьяна Ивановна категорически отрицает даже возможность не ехать по распределению. Родина ее выучила и направила туда, где она, учительница, нужнее. На Кавказ – значит на Кавказ. В те годы еще сталинской закалки, воспитанные на произведениях классиков советской литературы, комсомольцы свое личное безоговорочно ставили на последнее место, главное было – служение советской стране. Идеология прочно вколотила в молодые умы приоритет общественных ценностей над всем остальным. Такого же мнения была и комсомолка Агафонова, а вот беспартийный Рубцов исповедовал, пожалуй, другое суждение. Он, воспитанный в борьбе с тяготами мироустройства, понимал, что эта поездка разрушит его и без того сложные отношения с Татьяной. Он ругал себя за тот отъезд без прощания из Космова недельной давности, хотел вернуть все назад, к тому моменту, когда они целовались в малиннике, прятались от дождя в стогу, веселились по вечерам под гармошку. И он решил: надо ехать, поговорить еще раз, объясниться. Он верил, что все еще можно исправить, и в крайнем случае он поедет с ней в Азербайджан, будет работать и охранять свою Таню от абреков. О нравах тех мест Николай кое-что слышал еще в Кировске, когда коротал время в компании бывших зеков, запоминая их рассказы о местах столь и не столь отдаленных.

«Решено, надо ее остановить! Поговорить, сообщить о всех опасностях жизни в далеком чужом краю, вернуть назад!»

Путь из Тотьмы, где Николай проводил каникулы на квартирах друзей и знакомых, – всего-то ничего: он сел на пароход и ранним утром приехал в Междуречье. От Шуйского до деревни Космово Николай почти бежал, хотел выпалить все на одном дыхании, чтобы не стушеваться, не забыть что-то важное, и главное, самое главное – убедить Татьяну не ехать на Кавказ или ехать с ним. Он бросит техникум, будет работать, будет рядом. В тот момент Рубцову казалось, что все образуется, все еще можно поменять… Вот и Космово, дом на краю деревни, двери открыты. Туда, скорее туда…

– Коля, ты? – Анна Алексеевна была очень удивлена. – А Таня уже уехала.

– Как уехала? Рано же еще, всего-то одиннадцатое число!

– Решила пораньше, так с девушками договорились, с которыми вместе едет.

– Где она?

– Да в Вологде, у сестры Ольги, сегодня вечером поезд.

– Давайте адрес.

Анна Алексеевна достала из комода бумажку с адресом и продиктовала. Николай, даже не попрощавшись от волнения, выскочил из дома. «Куда? На пароходе-колеснике не успеть, слишком медленно, может, машина какая идет до Вологды?» Выскочил на дорогу, благо вот тут она и есть, в пяти метрах от дома. В стороне Шуйского увидел клубы пыли. «Грузовик, вот удача, только бы взял». Николай стал призывно махать рукой. Попутный ГАЗ остановился.

– Друг, подвези до Вологды, очень надо! – выпалил Николай.

– Надо, так садись, – улыбнулся высокий скуластый парень-шофер.

Мотор взревел, обдав клубами пыли космовские палисадники, машина пошла в сторону областного центра.

– Как зовут? – спросил Николая водитель.

– Коля, Николай!

– А меня – Юра. Юрий Решетов, будем знакомы. Тебе, парень, повезло с попуткой, у нас на весь район две машины. Если бы не послали меня в область, долго бы ты ждал на дороге.

– Я понимаю, спасибо, что подвез, очень мне надо в Вологду, и срочно.

Все три часа до города они пытались составить беседу, но разговор как-то особенно не клеился. О чем говорить? Коля во всем уступал этому сильному деревенскому парню, уже прошедшему армию и имевшему серьезную и очень престижную в те годы профессию водителя. Вот разве что на гармошке не хуже его играет. Гармонь Николай тащил с собой из Тотьмы, неудобно, но не бросишь же такую ценную вещь. Инструмент – его козырь, он жалел, что не захватил ее с собой в первый приезд в