Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье - Константин Эдуардович Шумов
288. Два парня из Долдов решили убить колдуна. Пришли с ружьем. Он сидит у окна, чай пьет. Они выстрелили первый раз — осечка. Еще раз выстрелили — опять осечка. Он вышел, спросил: «Чё шумите-то?» Они испугались и убежали. Выходит, что пули-то колдуна боятся. (25)
289. Нужно знать воскресную молитву от их, от колдунов. Да задом наперед ее прочитать, так его и запрешь. Вперед читают для начала, чтобы уберечься, а потом уж навыворот. (27)
290. Вот я слыхала, был у нас в деревне колдун, много он исделал зла, он ведь бесу верен, а не богу. Ставленник беса он на земле. Людей портил. Колдуна-то как распознать — он в глаза не смотрит, потому как, когда человека увидит, является он в глазах колдуна в перевернутом виде. (90)
291. У чертиста шары красные, прямо он не глядит. Сам он ласковый, ласкобай. При встрече с ним надо сказать заговор:
«Колдун, еретник,
Ешь свое мясо,
Пей свою кровь,
Нет тебе дела
До моего тела». (55)
292. Вот вы сказали, бесистый мужик. Надо у иголки жало сломить, ушки отломить, и где сидит он — вот сюда воткнуть, под его, в обратную сторону, в паз, чтоб держалось. И он будет сидеть до тех пор, пока, кто воткнул, не заденет. А пока не заденет, мимо проходить будет, не сойдет. Мы дядьку так привязывали. Вот в этой же мастерской. У нас дядька все ездил с деревни, с Ветлана. Он был созлый еретник, никто с ним не здоровается, никто к им в дом не ходит, а к нашему отцу все ездил, то ему рубанок он сделает там, то ему наточит зубило. Отец-то и сказал: «Ну-ко, ребята, воткните эту иголку в притвор двери и смотрите, чтобы никто двери не задел». А у нас была собака все время в мастерской, на стружках лежала. Собаку мы забрали в коридор. И он три часа там высидел, лошадь стояла у окошка — он в Ныроб ехал. Отец сам говорит: «Ты чё, Омеля, не идешь, лошаде-то сена не дашь?» — «Дак ты в избу-то чё не идешь?» — «Вот стругать надо, выстругаю бруски и пойду в избу завтракать». А время уж двенадцать часов, какой уж завтрак, он с им без завтрака просидел. А потом отец в стенку маленько деревянным молоточком постучал, чтобы двери задели. Собаку выпустили, она как прибежала, стала двери царапать. Он сразу выскочил и говорит: «Ну, Микола, последний раз я у тебя здеся». А как вот он узнал? (12)
293. Дак привязать колдуна можно. Это колдун сидел в угле, я и забыла, у кого свадьба-то была. А его к лавке привязали, дак сколько людей за столом сидели, вот он взад-вперед ползал по лавке. А потом к лоханной ножке — лохань раньше была, скота поили, — вот его к лоханной ножке привязали. Дак он весь вечер в лохани просидел! Потом ему сказали: «Иди-ко домой, чё ино сидишь? Хватит уж, отсидел!» Он шапку в охапку и убежал. (79)
294. Дак вот, если колдун идет, сразу веник берешь, ставишь его вверх метлой, он и не зайдет никак. Или ухват. Это так испытывают человека — колдун он, не колдун. Один раз гуляли, Михаил взял и ножик-то воткнул под ворота. А Василий идет, издалека кричит: «Не бойся, не зайду!» А он и не видел даже. Откуда бы ему знать-то?! А вот знал, видно. (69)
295. Вот если будешь наотмашь еду резать или пельмени подавать наотмашь, не будет бесистый есть. Через руку вот так переворачиваешь. Я одного дядьку на поминках... Вот тоже говорили: «Ой, что ты с ним разговариваешь, он бесистый». Ну, ладно, бесистый дак бесистый. Ну, думаю, я его щас узнаю, махом узнаю: беру пельмени, значит, ну, думаю, на чем, больше не на чем, я пельмени варила, и — раз! — всем понемногу по тарелкам с большой рассыпала, а ему наотмашь и тарелку перед ним поставила. И он у меня не заел, ни один пельмень не съел. Он не видел, как я клала, а не заел. Я к ему: «Вы почему не кушаете, у вас же остыли, я вам еще принесу, свежие принесу». А он: «Да я чё-то пельменьки не хочу, может, холодные поем». А я ить их посчитала. Целые, ни один не съеден. Тут я поняла, что он бесистый. Может что-то сделать с человеком. (12)
296. Вот тоже рассказывали. Праздник был какой-то. Да в гости к одним сосед пришел, мужик один. Ну все сели, выпили. Да им мало показалось. А у хозяйки на печке чекушка стояла, растиралась она из нее. Они и попросили: «Дай, говорят, нам!» Ну, хозяйка взяла чекушку-то левой рукой да наотмашь еще подала хозяину. Хозяин-от тот тоже наотмашь наливать стал, так у него получилось. Мужчина-то тот чертистый был, он и захворал сразу, тут же. Он на голбчик сел, сойти не может. Хозяин спрашивает: «Чё с тобой?» Хозяйка-то его по голове погладила, на улицу повела. И он за ней. Хозяин-то потом ей говорит: «Зачем ты пошла на улицу? Так он пусть бы и сидел и дергался бы». (70)
297. Мать маленькая была, лет восемь-девять. Недалеко, за два-три дома, жила колдунья. Она заболела. Дети бегали рядом с ее домом. В доме, слышат, стукоток стоит, как поленьями играют. Мы, грит, послушали, побежали в дом: «У Харитонихи не то пляшут, не то дерутся! Но мы никого не видели». Бабушка моя пошла смотреть. Ничё, уже тихо. Домочадцы пришли, дом открыт: она мертвая и вся в синяках, избитая. Говорят еще, что, когда умирают люди, которые много знают, их черти хотят, чтобы они их другим передали. А кто не передает, то до смерти забивают. (6)
298. Да, колдуны тяжко умирают. Вот в этом доме умирала колдунья, женщина. Ох и тяжко ей было. Так пока сын не залез на крышу, пока охлупень не
