Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье - Константин Эдуардович Шумов
280. Слышала в детстве. Одна старушка, Ступиха, высокая ростом, горбатая, любила выпить. Соседка была Соколиха, с которой та не ладила. Она решила ее испортить. Взяла Соколиха ящерицу, высушила, мелко искрошила, подала в вине. Хотя сушеная, ящерица у ее срослась внутри. А Ступиха: «Как зовут тебя?» — спросила у ящерицы. «Андропка. Ты выпила вино до дна, вот я и завелась и развилась в тебе с андропятками». В селении том тополь был срублен, и Ступиха подскакивала над пнем в вышину метр. Операцию стали ей делать. Ящерицу не нашли. Она потом сказала: «Стали искать, я в зад ушла». Снова стали операцию. Ящерица спряталась в пятку. Пошли к старику. Старик посоветовал ей ходить в туалет в ведро много дней дома, а из ведра на улицу не выливать. Однажды она услышала, что что-то упало в ведро. Ступиха вывалила из ведра во двор. Старик, узнав это, сказал, что не нужно было выносить во двор. Она говорит: «Двор ведь, не улица». — «А все равно». Ящерица говорит: «Если бы ты не вынесла меня, все равно бы я тогда к снохе привязалась бы». И ящерица снова стала жить в старухе. Но если бы Ступиха послушалась старика, то ящерицу можно было бы извести. (52)
281. Тут тоже один парень с девкой гулял. Потом не стал, дак она его спортила. «Ой-ой, сердце болит». Поехал в больницу, ему сделали операцию, а там на сердце у него лягушка. Ее никак не могли ухватить. Потом како-то магнитно зеркало взяли и ее сняли. Девка ему говорит: «Если уедешь из деревни, я тебя убью». Он спрашивает: «Кто тебя учил?» — «Меня дедушка учил. У него воробышки в решете. Я тебя убью, если уедешь». Воробышки?! Дак это биси, их на осину посылают листочки считать, они ведь, биси-то, работу просят, а осина ведь потому и дрожит. (71)
282. А с колокольца надо пить, чтобы порча заговорила. Я бабушку похоронила. У ее, бабки, была порча, разговаривала. Ей операцию стали делать, она как соскочила со стола и бежать. «Я, говорит, ножик мимо себя поверну, сама спрячусь, вы меня не найдете», — порча-то говорит. (71)
283. Женщина мне одна рассказывала из Тюлькино. В бане она работала, опоздала баню открыть и квасу забыла взять. Тут бабка дала ей квасу испить. Выпила она немного, и как будто в горло что-то попало. Больше та женщина не смогла работать, заболела. Три месяца болела, к врачам ходила, к старухам разным — ничё не помогло. Сидит она как-то раз в очереди к врачу, подошла к ней маленькая старушка и говорит: «Порча у тебя. Вот семь вещей — вымой, выпей. Вырвет — вылечишься. Первый раз не поможет — второй делай». Вымыла, выпила она эти семь вещей, вырвало — не помогло. А на второй раз вылетел камушек, весь кругом в глазах. (87)
284. У меня в голбце черти сидят. Старушка одна посадила. Как выпьешь сто грамм, песни поют там всякие в голбце. А теперь еще щекочут. Она на пьянку посадила. Она сказала: «Вот ходила ко мне, брагу пила, вот теперь тебе и попало». Она зналася с нечистым духом, с лешим. Пить-то перестала, а они говорят: «Не стала больше пить, не стала нас поить». Обратно выгнать их нельзя. Если с нечистым духом знался, то ничего не поможет. Ей посадили в голову. Маленькие-то в голове уснули, а она (порча) говорит: «Ой, маленькие мои, уморилися». — «Увидишь, тебе чё будет, увидишь, тебе чё будет». — «Ой, миленькие вы мои, миленькие-то мои». — «Плохо тебе будет, плохо тебе будет». В трезвом-то она не говорила. Все в левом ухе говорила, а в правом ухе старик самый главный. Она говорит: «Анна Прокопьевна хорошая, подружка старенькая». А он говорит: «Тебе подружка, а нам не подружка». (81)
285. С Вильгорта шла к дочерям и тетку встретила. Она мне дома дала чё-то выпить, чё-то на воду нашептала. Она меня всю осмотрела, ощупала, слова дала. Первые-то дала слова — я чуть не умерла, на стенки скакала, вторые-то дала — вроде лучше стало. А третьи слова мне дочь не дала выпить, вылила. (44)
286. В Чердыни баба одна лечит. Я к ей не хожу. Она, грят, лечит-калечит. Она своего старика лечила, дак у него лягушка выскочила. К ей ходят лечиться, а я боюся бабушек, я не хожу. Я потому что испытала. Вот тут, в Адамовой-то, старушка хорошо лечила. Вот от ее столько людей выздоравливало. Если в семье плохо живут муж и жена, она делала мир. И он жене слово не скажет, и она, живут очень дружно. Вот она такие делала дела. Это не присушки, а просто мир. Это ведь не грех, она многим делала женщинам. Присушки — грех, это колдовство. Я читала книжку божественную, их там не колдунами, а чароедами зовут. Там прямо написано — им спасения души нету. (8)
287. Ратная червь-то есть, есть ратная червь. Говорят, она на счастливого человека выходит только. Женщина-то рассказывает: белая она, вот как все равно рис. И так же она на все суставчики делится. Стелют под нее — не знаю, забыла, какой платок, — дак все суставчики докудов не зайдут, делится она, делится. У ее (знахарки) в узелке она была. Вот она стала меня лечить и сказала: «Эта женщина, которая спортила тебя, должна прийти, придет». На другой день я в семь часов лежу еще на постели. Она пришла, я думаю: это меня сестра испроведать. Я говорю: «Ты зачем?» — «Я, я, я, я, я», — и больше ничё не сказала, улетела. Говорят, что который человек испортил, — будут лечить, дак он обязательно придет. У меня сестра шестнадцати годов умерла, — тоже вон там один дядечка, он теперь неживой, — пошла по телят, ела репу, и он там ей чего-то сделал. Пришла и три дня только прожила. Повезли ее к фельдшеру в
