Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье - Константин Эдуардович Шумов
264. Прохожий один зашел ночевать к векшицам, а имя свое не назвал, чужое. Лег спать. Они намазались и улетели. Он намазался и тоже улетел. Они там в бане обед жарили. Увидели его: «Ты, мол, зачем прилетел-то?! Вот тебе конь, поезжай и не оглядывайся». Он не стерпел, оглянулся. Смотрит: на чем ткут, сидит, на мялке едет и в месте незнакомом. (117)
265. Жила тут одна недалеко от меня, так она векшицей была. Вот в один вечер муж ее смотрит: она мазью какой-то намазалась, взвилась да улетела. Он подождал маленько и сам обмазался. Тут его как понесет в трубу! Так он и вылетел. И прилетел туда, где они все собираются. Тут его баба к нему подскочила и давай на него ругаться: «Ты что здесь, старый хрыч, делаешь! Убирайся отсюда!» Дала ему липовую палку, а он на нее смотрит и видит: конь стоит. «Езжай, говорит, до дому и не оглядывайся!» Нельзя, стало быть, ему оглядываться-то было. Вот поехал он и уж у самого дома оглянулся. Видит: сам на липовой палке сидит. Так уж на ей до дому-то и доехал. (107)
266. У одного мужика жена в положении была. Раз пришел у ей муж выпивши, и спать все легли. Вдруг заходят две старушки, одна другой говорит: «Давай ребенка достанем, краюху хлеба положим». Другая: «Головенку засунем». Мужик-то проснулся, соскочил, давай всех будить. Одну-то бабу он узнал — она ходила детей принимать. (116)
267. Мама ко мне в Кашку шла осенью. В деревне соседней переночевать решила. Видит: старичок с дровами стоит. Спрашивает: «Переночевать можно?» — «Если жена разрешит». Пошли к ему, старуха ворота открывает, ругается. Не пустил ночевать. Мама мужика с возом увидала, спрашивает: «Можно переночевать?» — «Да мне не жалко, вот только у меня жена беременная». Зашли в дом, хозяйка хлеб достала, накормила. Про ту старуху, которая не пустила, сказала: «Векшица она. Я вот с двенадцатым животом хожу, ни одного ребенка не имею». Она ее научила опушку от мужиковых штанов или гасники на голое тело надевать и спать поперек полу. Уехала. На обратном пути к ним снова зашла, а у той уж зыбка висит, ребенок родился. (116)
268. Богатая была свадьба. Зловредную соседку не пригласили на свадьбу. Надо было ехать через перелесок к невесте в деревню. Зловредные люди стали догонять на санях. Заколдовала она свадьбу в волчью стаю, штук тридцать-сорок волков. Мороз был сорок градусов. Посмеялись зловредные люди и уехали в деревню. Волки задирали людей и не могли опять превратиться в них. (98)
269. А это оборотней опять делали. Как-то мы в Сибири были два года, это в девятнадцатом-двадцатом году. Там за Уньей есть Ушим, мы у старика жили на квартире, он путешествия всё рассказывал. Там у них раньше было закрепительное право, щас кто кого хочет, тот того и берет — по нраву, по вкусу, а раньше сходились по капиталу, молодые один другого не знали, не видели, ну ты богато живешь, я — богато, у нас по капиталу и сватовья должны. Мы сына женим или он дочь запросватает, ну, это факт был. Вот старик, ему сто десять лет было, он чудеса рассказывал. Вот Обь была река. Я ее не знаю, он, грит, раньше там рыбачил. Дак там даже в воде можно спать, только на рыбу пальцем не показывай, в воде спи. Покажешь — будешь задыхаться, а с лешим договоришься — спи в воде. Токо не показывай пальцем, если рыба подходит. Все это он рассказывал, интересно больно. Вот была свадьба одна, а хозяину-то, что-то не по ему вышло дело-то, ну, он над этой свадьбой хотел подшутить. Сын его уехал по невесту — ведь раньше ездили сватьи, тысяцкий, бояры называлися, с колокольцами едут там по невесту, свадьбу гуляют потом у жениха. А ограда была большая. Он хотел пошутить, ему невзлюбилось чё-то, не по нему вышло, он, грит, когда все заехали, как-то там по-своему сделал их оборотнями, на волков. Ограду-то закрыли, а подворотню-то не вставили. Он думал: пускай полетают по ограде-то, вот по ограде полетают, а он обратно их людьми сделает. Хотел насмешку сделать, видите. А подворотню-то не догадался, что не закрыта, вот они и разбежалися по лесам, по долам. (13)
270. Рассказывали люди, что мужик ходил в лес, волка убил одного. А под мышкой, под кожей, бисер нашел. А этот бисер был на голове у невесты. Вот в этого волка и превратилась невеста, оборотень этот волк был. (92)
271. Я тоже слыхала у бабушки. Медведя убили, шкуру сняли — точно женщина: груди и руки, точно женщина. А бабушка говорит: был-де колдун, его на свадьбу не пригласили, так он свадьбу всю в медведей обернул, они тут же все разбежалися. (71)
272. Говорят, были люди, что перегораживали дорогу свадьбе — не пойдут кони и всё. А были люди — знали от этого отговоры. Которым ехать, из них есть люди — им дорогу никто не перегородит. У нас этого не было. А вот одна девка Маня выходила (замуж) в Кислову. На конях ее повезли. И вот был то ли свекор ее, то ли кто, коней наладили, запрягли, садиться надо молодым, — он пришел, всех коней обошел кругом, по яшшику стукнул: «Садитесь и поехали!» Сели и уехали. И никто дорогу не перегородил. Я сама это видела. А то говорили — воровали дорогу. (76)
273. Раньше свадьбы делали большушшие. Остановят лошадь колдуны на свадьбе, говорят: выкупай дорогу. А если на свадьбу не позовут, так такое сделают! Что-то, видать, действует, каки-то слова. (91)
274. Мужик сам рассказывал. Пошли записываться в сельсовете, меня-де свидетелем взяли. Знатной же сосед что-то сделал, все немые сделались, ничё не говорят. Председатель молчит. Двоих за одной невестой записали. Положили-де нас троих, невесту в серёдку, ну, мы ее и не тронули. Встали утром. Мужик один и говорит: «Возьмите тухлое яичко, у его дома разбейте, знаткой и будет». Пришли свадебжане и разбили у знатного. Он вышел, свадебжане его за грудь потрясли, набили: «Что ты такое исделал, что мы с одной записались?» Потом снова записались. (67)
275. Они, колдуны, испортили у меня брата. Умер двадцати трех лет. Лечили, лечили. В Морчанах был лекарь, сказал, что ему пущена сухая грыжа, сделана на год, надо было раньше лечить, теперь уж чё. Возили его в Куделино, к бабе какой.
