Предания Русского Севера - Н. А. Криничная

Н.А. Криничная

Предания Русского Севера

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Предлагаемая вниманию читателей книга — продолжение работы по собиранию и выявлению, систематизации и комментированию народной исторической прозы Русского Севера, начатой сборником «Северные предания (Беломорско-Обонежский регион)» (Северные предания: (Беломорско-Обонежский регион) / Изд. подгот. Н. А. Криничная. Л., 1978. 254 с.) В ней содержится 429 текстов, которые по своим жанровым признакам относятся к преданиям. Предания — это устные прозаические произведения, которые своей исторической основой и реалиями связаны с социально-общественной жизнью и историей определенной, локально и социально ограниченной общности (род, соседская община, деревня, город, профессиональное объединение), представленной на той или иной стадии общественного развития, а по своей структуре соотносятся с мифом о тотемном предке, давшем в процессе эволюции многочисленные «разветвления», «отпочкования», модификации и производные от них образования (Об этом см.: Криничная Н. А. Персонажи преданий: становление и эволюция образа. Л., 1988. 192 с.) Поскольку предание имеет в известном смысле общие с другими эпическими жанрами истоки (Криничная Н. А. 1) Русская народная историческая проза: Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987. С. 8—9; 2) Персонажи преданий: становление и эволюция образа. С. 22—25) и развивается не изолированно, а в общем фольклорном процессе, оно нередко стыкуется с мифом, сказкой, анекдотом, быличкой, легендой, бытовым (этнографическим) рассказом и время от времени включает в свою структуру те или иные элементы смежных жанров, что оговаривается нами в комментариях к конкретным текстам.

В то же время общность преданий проявляется и на ином уровне: она обусловливается их принадлежностью к одному исторически сложившемуся региону, границы которого определяются по социально-экономическим и историко-культурным параметрам. Таким регионом, по признанию этнографов, является Русский Север, представленный здесь основной своей территорией. Из текстов, составляющих корпус сборника, 149 записано на современной территории Карельской АССР, 142 — на территории Архангельской, 122 — Вологодской, 5 — Ленинградской, 9 — Мурманской областей, 2 текста (№ 329, 376) не поддаются локализации, хотя известно, что ояи записаны на Севере (см. общий Перечень преданий — по областям бытования). В этом сборнике представлена народная историческая проза таких сложившихся районов Русского Севера, как Заонеткье, Пудожье, Поморье, Каргопольский, Пинежский, Вытегорский, Кокшеньгский края и многие другие.

Хронологические рамки записи преданий, помещенных в этом издании, определяются тремя столетиями (XVIII—XX вв.). Правда, к XVIII в. относится лишь 7 произведений: это рукописные тексты (№ 5, 348), один из которых (№ 5) в свое время был получен Г. Р. Державиным, записи путешественников — в данном случае Н. Я. Озерецковского (№ 87), а также собирателей преданий («анекдотов») о Петре Первом — И. И. Голикова (№ 350, 373), Я. Ф. Штелина (№ 340), в самом конце XVIII в. — графа Сиверса (№ 388).

Значительная часть — 206 из публикуемых текстов — собрана учеными, писателями, путешественниками, местными краеведами, сельскими учителями, священниками, купцами, а то и самими носителями традиции — крестьянами, жившими в XIX — начале XX в. В числе их и известные собиратели фольклорных и этнографических материалов: Е. В. Барсов, В. П. Верещагин, Ф. Н. Глинка, В. А. Дашков, М. Б. Едемский, П. С. Ефименко, Игнатий-архиепископ Олонецкий (позднее Воронежский), Г. И. Куликовский, В. Н. Майнов, С. В. Максимов, А. Е. Мерцалов, В. И. Немирович-Данченко, А. Д. Неуступов, С. Огородников, Н. Е. Ончуков, К. М. Петров, И. С. Поляков, Г. Н. Потанин, М. М. Пришвин, С. А. Раевский, К. К. Случевский, В. Н. Харузина, Н. С. Шайжин, А. А. Шахматов, А. А. Шустиков и другие (см. Указатель собирателей). Собранные ими материалы публиковались в различного рода местной периодической печати — олонецкой, архангельской, вологодской, — отчасти и общерусской, в записках путешественников, в краеведческой литературе, в сборниках сказок. Все они, разрозненные и рассеянные по старым, ставшим библиографической редкостью изданиям, практически недоступны не только широкому кругу читателей, но и специалистам. Тексты северно-русских преданий, записанные в XIX в., были выявлены нами и в Архиве Всесоюзного географического общества, в Государственном архиве Архангельской обл. Однако богатства материалов, хранящихся в этих, равно как и в других архивах, по сей день далеко не исчерпаны. Отчасти это касается и периодической печати.

При обращении к дореволюционным записям преданий встает вопрос текстологического характера. И на него невозможно ответить однозначно. Разумеется, все эти записи произведены от руки, с разной степенью точности в передаче живой речи, в различном контексте и редко с научными, а преимущественно с практическими целями. Одним словом, материал далеко не однородный. С одной стороны, в нем немало текстов, в которых сохранены не только синтаксис, лексика, морфология, но и фонетика рассказчиков преданий — это записи М. Б. Едемского, В. Н. Майнова, С. В. Максимова, Н. Е. Ончукова, А. А. Шахматова и некоторых других собирателей. С другой стороны, в нашем распоряжении оказались тексты, записанные сельскими священниками, учителями, которые передали услышанное предание в соответствии с литературными нормами.

В связи с этим нужно признать, что мы принимаем фольклорное наследие XVIII—XIX вв. в том виде, в каком оно дошло до нас (важно только отделить его от всяких иных привнесений (например, явно индивидуального происхождения текст «Встреча Петра Первого на Ладожском озере», сообщенный священником П. Минорским (Беседа. 1872. V. С. 306-307)). Именно на основе материалов, накопленных в XIX в., произведены важнейшие теоретические разыскания. Подобное утверждение касается не только преданий, но и других жанров фольклора. Относительно преданий следует оговориться, что их подлинность как текстов прозаических, а не стихотворных и тем самым в известном смысле канонических определяется не лексикой и фонетикой (они могут меняться при каждом конкретном исполнении в зависимости от места рождения и жительства рассказчика, его социальной принадлежности, образовательного ценза, а также от эпохи, в которую он живет). Их подлинность определяется более стабильными и более общими категориями, которые проявляются на уровне предложений, — точнее говоря, мотивов. Подлинность же составляющих предание мотивов, взятых в их взаимодействии, которое обусловливается архетипом и поддерживается исторической основой, — в известной мере гарант его достоверности. Задача соотнесения рассматриваемого мотива с аналогами, содержащимися в других преданиях, облегчается благодаря Указателю мотивов (см. с. 278 наст. изд.). Однако в подавляющем большинстве случаев фольклорность текста подтверждается наличием вариантов, записанных с достаточной точностью как в дореволюционный, так и в советский период.

С последним связан новый этап в собирании произведений северно-русской народной исторической прозы. Из записанных в довоенное время текстов в настоящем издании публикуется 42. Большинство из них