Донна Тартт - Маленький друг

Хотя как знать? Может, тут пустяк какой-нибудь. Может, доктор Вэнс решил устроить ей, как он выражался, “сеанс” (во время которого он сначала читал кучу библейских стихов о послушании, а потом спрашивал, готова ли Гарриет принять Иисуса как личного спасителя). А может, хотел порасспрашивать ее про игрушку из “Звездных войн”. (Два дня назад он собрал весь лагерь, и мальчиков, и девочек, и целый час на них орал, потому что кто-то, как он утверждал, украл какую-то игрушку из “Звездных войн” у его насупленного маленького сына Брентли.)

Или ей кто-нибудь позвонил. Телефон стоял в конторе доктора Вэнса. Но кто станет ей звонить? Хили?

А вдруг это полиция, с тревогой подумала она, вдруг они нашли тележку. Она изо всех сил гнала от себя эту мысль.

Из лесу она вышла с опаской. Возле конторы, рядом с микроавтобусом и фургончиком доктора Вэнса стояла машина с дилерскими номерами – “Шевроле Дайала”. При чем тут может быть она, Гарриет и подумать не успела, потому что дверь конторы распахнулась и на крыльцо, под мелодичный перезвон китайских колокольчиков, вышел доктор Вэнс, а за ним – Эди.

Гарриет остолбенела. Эди изменилась – притихла, постарела, в какой-то миг Гарриет даже показалось, будто она обозналась, но нет, это точно была Эди, просто Гарриет редко видела, чтоб она надевала эти старые очки – в тяжелой, черной, мужской оправе, от которой лицо у нее казалось очень бледным.

Доктор Вэнс заметил Гарриет и помахал ей – обеими руками, будто стоял посреди битком набитого стадиона. Подходить Гарриет не хотелось. Ей подумалось, что она, похоже, серьезно влипла, по-настоящему, но тут и Эди ее увидела и улыбнулась – и вдруг (наверное, это все очки) она стала прежней Эди, из доисторических времен, Эди из коробки-сердечка, которая насвистывала и швыряла Робину бейсбольные мячи на фоне зловещего “кодахромового” неба.

– Готтентот! – позвала она Гарриет.

Доктор Вэнс со сдержанно-великодушным видом взирал на то, как Гарриет, которую захлестнула волна любви, потому что она давно уже не слышала этого старого семейного прозвища, кинулась к Эди по усыпанной гравием дорожке и как Эди нагнулась (ловко, по-военному) и чмокнула ее в щеку.

– Да, мэм! Соскучилась по бабушке! – прогудел доктор Вэнс, закатив глаза к небу, покачиваясь из стороны в сторону.

Говорил он с преувеличенной теплотой и так, будто голова у него была занята совсем другими делами.

– Гарриет, здесь все твои вещи? – спросила Эди и Гарриет увидела, что на дорожке стоит ее чемодан, а рядом с ним – рюкзак и теннисная ракетка.

Гарриет растерянно помолчала – до нее так и не совсем дошло, что это ее вещи лежат тут на дороге, – и затем сказала:

– У тебя очки новые.

– Очки старые. Машина новая, – Эди кивнула в сторону нового авто, припаркованного возле фургона Вэнса. – Если в домике что-то твое еще осталось, беги, забирай.

– А где твоя машина?

– Неважно. Давай-ка побыстрее.

Гарриет дважды просить не пришлось, и она побежала в домик. Она недоумевала, отчего это помощь подоспела, откуда ее совсем не ждали, когда она уже готова была кинуться Эди в ноги, рыдать и умолять забрать ее домой.

Забирать было почти нечего – какие-то ее поделки Гарриет и так были не нужны (неопрятная рукавичка-прихватка, декупажная подставка для карандашей, которая даже еще не просохла), поэтому захватить надо было только тапочки для душа и полотенца. С одним ее полотенцем кто-то, похоже, ушел плавать, поэтому она просто схватила второе и помчалась обратно к конторе доктора Вэнса.

Доктор Вэнс засовывал ее чемодан в багажник новой машины Эди, и тут Гарриет впервые заметила, что Эди двигается немного скованно.

Ида, вдруг подумала Гарриет. Может, Ида передумала уходить. Или, может, все-таки захотела повидаться со мной перед отъездом. Впрочем, Гарриет понимала, что ничего такого быть не могло.

Эди подозрительно на нее взглянула:

– Мне казалось, ты брала два полотенца.

– Нет, мэм.

Гарриет заметила у Эди в ноздрях какие-то темные крошки – табак, что ли? Честер нюхал табак.

Только Гарриет собралась сесть в машину, как к ней подскочил доктор Вэнс и, вклинившись между ней и пассажирской дверью, протянул Гарриет руку:

– Неисповедимы замыслы Господни, Гарриет, – сообщил он ей, как будто по секрету. – Всегда ли нам это нравится? Нет. Всегда ли мы Его понимаем? Нет. Всегда ли из-за этого нужно страдать и огорчаться? Нет, нет и нет.

Гарриет, побагровев от смущения, уставилась в неприветливые серые глаза доктора Вэнса. Когда они с Врачихой обсуждали “Твой организм”, там тоже было много разговоров о Божьем замысле и о том, что все эти трубы, гормоны и унизительные выделения, о которых им рассказывали в фильме, – тоже, мол, часть Божьего замысла касательно девочек.

– А отчего так? Отчего Господь испытывает нас? Зачем подносит нам чашу сию? Зачем насылает на нас эти вечные бедствия? – доктор Вэнс так и впился взглядом ей в лицо. – Чему учат они нас на пути веры?

Молчание. Гарриет застыла от омерзения, даже руку выдернуть не решалась. Высоко в соснах заливалась голубая сойка.

– Он экзаменует нас, Гарриет, чтобы мы поняли, что Он ни делает, все к лучшему. А зачем нам это понимать? Чтобы склониться пред волею Его! И склониться с радостью! Вот какое испытание должны претерпеть все христиане!

Его лицо маячило совсем близко, и Гарриет вдруг очень перепугалась. Собрав всю волю в кулак, она уставилась на плохо сбритый пучок рыжей щетины, которая торчала у него из ямки на подбородке.

– Помолимся же! – вдруг воскликнул доктор Вэнс и стиснул ее руку. – Дорогой Иисус, – он зажмурился, упер в веки большой и указательный пальцы. – Какая честь – предстать ныне перед Тобой! Благословенна молитва твоя! Возрадуемся, возрадуемся вместе с Тобой!

“Да чего это он?” – недоумевала Гарриет.

Кожа у нее зудела от комариных укусов, но почесаться она не решалась. Сквозь полуприкрытые веки она разглядывала свои ботинки.

– Госсподь, не оставь Гарриет и ее семью в дни грядущие. Защити их. Храни их, наставляй и направляй их. Госсподь, помоги им понять, – доктор Вэнс старательно выговаривал каждый слог, каждую букву, – что нынешние печали и испытания посланы им на пути веры…

“Где же Эди? – зажмурившись, думала Гарриет. – В машине, что ли?”

Рука у доктора Вэнса была потная, держать ее было неприятно, ну и опозорится она, если вдруг Марси с другими девчонками из ее домика пойдут мимо и увидят, как она тут стоит и держится за ручку – и с кем, с доктором Вэнсом!

– Госсподь, пусть не отвратятся они от Тебя. Пусть смирятся и не сетуют на свою долю. Пусть они не ослушаются Тебя, не возропщут, но примут Твои пути и блюдут Твои заветы.

“Смирятся с чем?” – дернулась Гарриет.

– именем Твоим, Иисусе, молим об этом, АМИНЬ, – проорал доктор Вэнс так громко, что Гарриет вздрогнула.

Она огляделась. Эди, опершись на капот, стояла возле машины с водительской стороны, хотя непонятно было, она все это время так стояла или просто выдохнула немного после молитвы.

Откуда-то вынырнула Врачиха Вэнс. Она налетела на Гарриет и притиснула ее к груди, чуть не придушив.

– Господь любит тебя! – воскликнула она своим искристым голосочком. – Не забывай об этом!

Она похлопала Гарриет по попе и, расплывшись в улыбке, повернулась к Эди, будто ждала, что та с ней сейчас болтать примется.

– Привет-привет!

Но у Эди, с тех пор как она привезла Гарриет в лагерь, терпения и разговорчивости явно поубавилось. Она сухо кивнула Врачихе и ничего не сказала.

Они сели в машину, Эди, приспустив очки на нос, поизучала немного непривычную еще приборную панель, потом выжала сцепление, и они укатили. Вэнсы вышли на самую середину гравийной дорожки и, обнявшись, махали им вслед до тех пор, пока Эди не завернула за угол.

В новой машине был кондиционер, и поэтому там было гораздо, гораздо тише, чем в старой. Гарриет неловко ерзала, разглядывая новое радио и окна, которые теперь опускались и поднимались автоматически. Сидя в наглухо закупоренной прохладе, они плавно неслись сквозь текучие тени деревьев и бойко пролетали выбоины, на которых “олдсмобиль” дребезжал бы всем корпусом. И только когда они проехали тенистую дорожку и выехали на залитое солнцем шоссе, Гарриет осмелилась взглянуть на бабку.

Но Эди как будто и забыла про нее. Они все ехали и ехали. Дорога была широкая и пустая: ни единой машины, безоблачное небо и полосы ржаво-красной пыли на обочинах, которые на горизонте сходились в точечку. Эди вдруг прокашлялась – громкое, неловкое ЭХЕМ!

Смотревшая в окно Гарриет вздрогнула и обернулась к Эди.

– Прости меня, малыш, – сказала Эди.

На миг у Гарриет даже дыхание перехватило. Кругом все замерло – тени, сердце, красные стрелочки на приборной доске.