Донна Тартт - Маленький друг

Она тогда проехала две сотни миль по августовской жаре, засунув руку в картонный стаканчик со льдом, слезы у нее катились градом, а ей еще всю дорогу пришлось выслушивать нытье и жалобы Аделаиды.

– А помните, как мы тогда в августе поехали в Новый Орлеан? – спросила Аделаида, комично прижав руку к сердцу. – Эдит, я думала, что просто умру от теплового удара. Мне все казалось, ты глянешь на пассажирское сиденье и увидишь там мой труп.

“Конечно! – думала Эди. – Ты еще поплотнее окно закрой! Кто во всем виноват-то?”

– Да! – сказала Тэт. – Ну и поездка. И тогда еще…

– Тебя с нами не было.

– Была я с вами!

– Была-была, этого я уж точно не забуду, – непререкаемым тоном заявила Аделаида.

– Ну как же ты не помнишь, Эди, ты тогда еще заехала в “Мак-Авто”, в Джексоне, и сообщила наш заказ мусорному баку на парковке.

Переливы веселого смеха. Эди стиснула зубы, сосредоточилась на дороге.

– Ох, какие же мы все-таки безумные старые тетки, – сказала Тэт. – Что только о нас тогда люди подумали.

– Надеюсь, я ничего не забыла, – пробормотала Либби. – Вчера ночью мне все казалось, что я чулки дома забыла и все деньги потеряла…

– Душечка, ты, наверное, всю ночь и глаз не сомкнула, – Тэт нагнулась вперед, положила руку на хрупкое плечико Либби.

– Чепуха! Со мной все отлично! Я.

– Да, конечно, не сомкнула! Всю ночь, наверное, проволновалась. Я знаю, что тебе нужно, – сказала Аделаида. – Тебе нужно позавтракать.

– А знаете что, – Тэтти захлопала в ладоши, – это превосходная идея!

– Давай остановимся, Эдит!

– Знаете что! Я вообще хотела выехать в шесть утра! Если мы еще и сейчас остановимся, то на автостраду выберемся только к полудню! Вы что, не поели, что ли, перед выходом?

– Ну, я, например, не знала, как мой желудок себя поведет – надо было сначала немного проехаться, – сказала Аделаида.

– Да мы еще из города не выехали!

– Не переживай за меня, милая, – сказала Либби, – я так взволнована, что ни кусочка не смогу проглотить.

– Ну-ка, Тэт, – Эди нашарила термос, – налей-ка ей чашечку кофе.

– Если она не спала, – занудно сказала Тэт, – то от кофе у нее начнется тахикардия.

Эди зафыркала:

– Да что с вами такое? У меня дома вы все пили кофе и ни на какую тахикардию не жаловались. А теперь, можно подумать, я вам яду предлагаю. Перевозбудились прямо.

Вдруг Аделаида сказала:

– О боже. Эди, возвращаемся.

Тэт прикрыла рот рукой, захохотала:

– Ну, что-то мы сегодня никак собраться не можем.

Эди спросила:

– Теперь-то что?

– Прости, – напряженно сказала Аделаида, – но мне нужно вернуться.

– Что ты забыла?

Аделаида уставилась в одну точку.

– “Санку”.

– Ну ладно, купим еще по дороге.

– Ну-у, – пробормотала Тэт, – если у нее дома целая банка, зря тратить деньги на еще одну…

– И потом, – Либби с неподдельной тревогой выпучила глаза, поднесла руки ко рту, – а если не купим? А если она там не продается?

– “Санка” везде продается.

– Эдит, пожалуйста, – сорвалась Аделаида. – И слышать ничего не хочу. Не хочешь возвращаться, тогда просто останови машину и высади меня.

Эди резко, не включая поворотника, свернула на парковку перед банком и развернулась.

– Хлопот с нами не оберешься! А я-то думала, что сегодня одна такая забывчивая, – весело сказала Тэт, которая из-за резкого поворота врезалась в Аделаиду и вцепилась ей в руку.

Но только она открыла рот, чтобы сказать, что теперь ее не мучает совесть из-за того, что она забыла дома часы, как тут впереди придушенно вскрикнула Либби и – БУМ: что-то с грохотом врезалось в переднюю пассажирскую дверцу “олдсмобиля”, машина завертелась, и никто опомниться не успел, как уже надрывались клаксоны, из носа у Эди лилась кровь, а они стояли на встречной полосе и глядели на едущие на них машины сквозь расползавшуюся по стеклу паутинку трещин.

– О, Гаррр-риэт!

Смех. Гарриет испуганно поняла, что это ее выбрала одетая в джинсовый костюм кукла чревовещателя. Все они – Гарриет и еще пятьдесят девочек всех возрастов – сидели на бревнах посреди лесной полянки, которую воспитатели называли “часовней”.

Две девчонки из домика Гарриет (Доун и Джейда), которые сидели впереди, обернулись и злобно уставились на нее. Они утром как раз подрались с Гарриет, и драка прекратилась, только когда в часовне ударили в гонг.

– Эй, Зигги, старик, ты полегче! – захихикал чревовещатель.

Его звали Зак, он был воспитателем в лагере у мальчиков. Доктор и миссис Вэнс то и дело рассказывали, что Зиг (кукла) и Зак спят вместе вот уже двенадцать лет, что кукла была его “соседом по комнате” в общежитии при университете Боба Джонса и вообще, Гарриет уже знала о них больше, чем ей хотелось. Кукла была одета в духе “ребят из «Тупика»[35] – бриджи, фетровая шляпа, – у нее был жуткий красный рот и веснушки, похожие на оспины. Теперь кукла, видимо, изображая Гарриет, выпучила глаза и завертела головой.

– Эй, босс! А еще говорят, что я – болванчик! – злобно заверещала кукла.

Опять смех – громче всех смеялись Доун и Джейда, одобрительно хлопая в ладоши. У Гарриет пылали щеки, но она надменно уставилась в затылок девчонки, которая сидела впереди нее: та была постарше, лифчик врезался ей в спину и жир торчал валиками. “Надеюсь, что я никогда такой не стану, – думала Гарриет. – Лучше голодная смерть”.

Она была в лагере уже десять дней. А казалось, целую вечность. Она подозревала, что Эди перекинулась парой слов с доктором Вэнсом и его женой, потому что у всех воспитателей вдруг появилась отвратительная привычка выделять ее из толпы, но беда ее отчасти заключалась в том – это Гарриет и сама отлично понимала, только поделать ничего не могла, – что у нее не получалось незаметно влиться ни в одно общество. Она из принципа не стала подписывать и сдавать “клятвенную карточку”, которая лежала у нее в информационном буклете. Там был целый набор торжественных обещаний, под которыми все должны были подписаться: клянусь, мол, не ходить на фильмы для взрослых, не слушать “тяжелую и психоделическую рок-музыку”, не употреблять алкоголь, не заниматься сексом до свадьбы, не курить табак и марихуану и не поминать Господа всуе. Не то чтобы Гарриет и вправду хотелось сделать что-нибудь из этого списка (ну разве что в кино сходить – да и то редко), но она решила, что подписывать не будет и все тут.

– Эй, лапуля! Ты ничего не забыла? – бодренько спросила Врачиха Вэнс, приобняв Гарриет (которая тут же одеревенела), и по-компанейски ее потискала.

– Нет.

– Я от тебя “клятвенную карточку” так и не получила.

Гарриет молчала.

Врачиха снова надоедливо прижала ее к себе.

– Знаешь, лапуля, Господь дал нам выбор! Можно поступать правильно, а можно поступать неправильно. Или ты болеешь за Христа, или нет. – Она вытащила из кармана незаполненную “клятвенную карточку”. – Вот, о чем я тебя попрошу, Гарриет, помолись над этой карточкой. И пусть Господь подскажет тебе, как поступить.

Гарриет уставилась на кругленькие носки белых кед Врачихи.

Врачиха сжала ладонь Гарриет:

– Лапуля, а хочешь, я с тобой помолюсь? – доверительно спросила она, будто облагодетельствовать ее собиралась.

– Нет.

– Ну, я знаю, Господь наставит тебя на путь истинный, – Врачиха искрилась энтузиазмом, – уж я-то знаю!

До приезда Гарриет все девочки в ее вигваме уже успели разделиться на пары и по большей части ее игнорировали, и хоть однажды ночью Гарриет и проснулась от того, что рука у нее опущена в тазик с теплой водой, а остальные девчонки стоят в темноте возле ее кровати, хихикают и перешептываются (считалось, что если опустить руку спящего человека в теплую воду, то он описается), но вроде бы это было не потому, что девчонки терпеть не могли именно ее – впрочем, был еще случай, когда пищевую пленку натянули под сиденьем унитаза. “Эй, ты чего там застряла?” Человек десять так и покатились со смеху, когда она вышла из туалета – с каменным лицом и в мокрых шортах, но это ведь ей тогда просто не повезло, они ведь не специально над ней подшутить хотели? Но казалось, что все остальные про шутку знали: Бет и Стефани, Беверли и Мишель, Марси и Дарси и Сара Линн, Кристл и Джейда, и Ли Энн, и Дэвон, и Доун. Все они в основном были из Тупело и Колумбуса (девочки из Александрии жили в вигвамах “Иволга” и “Щегол”, хотя Гарриет и их не особо жаловала), все они были выше Гарриет и на вид – старше, эти девчонки мазали губы ароматизированными блесками, носили шорты из обрезанных джинсов и натирались кокосовым маслом перед тем, как встать на водные лыжи. А от их разговоров (“Бей Сити Роллерс”, “Осмондс”[36], какой-то мальчишка по имени Джей Джексон, который учился в их школе) Гарриет делалось скучно и тошно.