Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

А сестры все говорили, говорили и не могли наговориться.

— Вы не возражаете, если я оставлю вас? Очень хочется спать… — сказал Сергей, едва подавляя зевоту.

— Да, да, пожалуйста, — ответили ему. — Мы тоже скоро ляжем.

Но уснули они только под утро.

Чтобы дать им отоспаться, Сережа вынес на улицу сына, когда тот проснулся, и решил побродить с ним по лесу.

— Какая красота, — не переставал удивляться он. И, как бы стараясь насытиться на всю жизнь сиянием солнечного утра, ароматом чистого влажного воздуха, дышал глубоко-глубоко, до головокружения.

Ромик, прижавшись к отцовской груди, умиротворенно затих. Но он не спал, его длинные ресницы вспархивали, как крылья бабочки, зажатой в руке.

Повернув домой, Сергей остановился у крайней нарядной дачки. На ее веранде вокруг радиоприемника толпились люди.

Сергей не понял, о чем передача. Впрочем, он и не вслушивался.

Детский голосок с веранды остановил его, как пуля, пущенная в затылок:

— Дяденька, вы слыхали?.. Война началась!

Сергей обернулся, прижимая к себе теплое тельце сына, подошел к изгороди:

— Какая война? Что ты!

— Война с Германией… — голос женщины, очевидно, матери девочки, был безысходно печальным. — Несколько часов назад немцы перешли границу и бомбят наши города.

Сергей не сразу поверил в услышанное, не вдруг понял, что оно означает…

Только ноги почему-то никак не отрывались от земли да руки все крепче и крепче прижимали сына…

Книга вторая

ИСПЫТАНИЕ

Часть первая

1

Лейтенант Харьяс Чигитова возвращалась из санитарного управления армии в свою часть. На перекрестке дорог «пикап», в котором она ехала, вынужден был остановиться. Путь им преградило стадо коров. Поднимая тучи серой, как зола, пыли, животные уныло брели на восток. Чем-то удивительно близким, родным пахнуло на Харьяс. Торопливо, как бы боясь упустить долгожданное драгоценное мгновение, она опустила боковое стекло кабины.

Заслезились глаза, запершило в горле от пыли. А Чигитова, блаженно вдыхая воздух, пахнущий молоком, коровьей жвачкой, душистым деревенским вечером — детством, мечтательно и грустно улыбалась.

Шофер понял ее настроение, улыбнулся:

— Породистые, елки-палки!

— Да. Хорошо, что угнали от немцев, — тихо ответила Харьяс.

Коровы в самом деле были крупными, упитанными.

Харьяс, хотя родилась и выросла в деревне, не очень-то разбиралась в породах домашнего скота. Помнила, что ее родители когда-то держали некрупную черную корову с белой звездой на лбу. Ее звали Хушкой, и она давала очень жирное, вкусное молоко. Много лет назад в Москве, учась на рабфаке, Харьяс подумывала поступить в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Однако позже ее выбор пал на химико-технологический институт имени Менделеева. Здесь, в действующей армии, ей, инженеру-химику, надлежало быть в службе химической защиты. Но обстоятельства сложились так, что она оказалась в медсанбате дивизии. Однажды, в самом начале войны, Кирилл пришел из военкомата и сообщил, что уходит на фронт. Он был назначен командиром полка, входящего в состав Вутланской дивизии, сформированной на территории района. Жене он наказал вызвать из Москвы невестку с внуком, а, главное, беречь себя.

Харьяс решительно возразила:

— Я пойду с тобой, так и знай. Где ты, там и я. И настояла на своем.

Вутланская дивизия после двухнедельного продвижения по железным дорогам выгрузилась, наконец, в Можайске и заняла боевой участок под Гжатском.

Полк, которым командовал Кирилл Чигитов, стоял в резерве, и Харьяс могла видеться с мужем почти ежедневно — медсанбат дивизии располагался по соседству со штабом полка.

Женщина, сопровождавшая стадо коров, подошла к машине.

— Извиняйте, товарищи военные, — сказала она. — Тут такое дело: корова у меня хромает, ногу осколком зашибло. Может, примете на мясо?

Шофер вопросительно взглянул на Харьяс.

— А что, товарищ лейтенант, дело тетка говорит.

— Только обязательно дайте бумагу с печатью, чтобы по форме, — торопливо добавила погонщица.

Харьяс вышла из машины, осмотрела раненую корову, которая одиноко плелась позади стада. Передняя нога кровоточила. Далеко с такой раной не уйти, отжила буренка…

На чистом бланке с печатью медсанбата Харьяс написала расписку в получении коровы на мясо для раненых.

— Вы сами-то из каких краев будете? — устало спросила женщина.

— Из Чувашии.

— А муж, дети есть?

— Муж здесь, в одной дивизии со мной, а сын с семьей оставался в Москве.

— Мой с первого дня воюет. Под Киевом был. Где теперь, ума не приложу, давно нет писем. — Женщина тяжело вздохнула, понуро опустила голову.

Раненую корову шофер привязал к телеграфному столбу. Она до того обессилела, что сразу легла. Стадо, окутанное тучей пыли, медленно уходило на восток, к Москве.

Харьяс велела шоферу съездить в медсанбат за начпродом, а сама осталась охранять корову.

Шофер, предвкушая сытый ужин, лихо рванул машину с места и умчался. Глядя вслед «пикапу», Харьяс вспомнила, что в машине остались медикаменты и бутыль со спиртом, которую, пожалуй, не стоило доверять шоферу.

По дороге в сторону фронта нескончаемым потоком шли грузовики, пылила пехота. Навстречу на машинах, а чаще на телегах, везли раненых. Их сопровождали медицинские сестры — молоденькие девушки, вчерашние школьницы.

На вяземском направлении шли кровопролитные бои. Харьяс тревожилась за мужа. Пока что его полк стоял в резерве. Но по всем признакам не сегодня — завтра вступит в бой.

Не покидало женщину беспокойство и за сына, за его семью. Сережу вот-вот должны взять в армию.

Неожиданно подкатил «пикап». Вместо ожидаемого начпрода из кабины выскочил Иван Филиппович Мурзайкин, командир автороты.

— Персональный салам, Харьяс Харитоновна! — бодро поздоровался он. — Как настроение? Как комполка поживает? Я что-то давненько не встречал Кирилла…

— В последнее время мы редко с ним видимся, — неохотно ответила Харьяс. — Сам понимаешь — фронт приближается. Не до свиданий.

— Да, что и говорить… Жизнь военного человека ему не принадлежит. Вот и близок, кажись, локоток, а не укусишь. Фронт — не место для семьи.

— Но вам-то, кажется, себя не в чем упрекнуть, — отпарировала Харьяс.

— А при чем здесь я? — усмехнулся Мурзайкин. — Мы с женой мобилизованы. Это вы с Кириллом патриоты — добровольно пошли воевать.

Уга Атласовна, жена Ивана Филипповича, служила в том же медсанбате, что и Харьяс.

— Вот именно… Об этом я и хотела вам напомнить. О других же не судите по себе.

Чтобы скрыть замешательство, Мурзайкин попытался перевести разговор на другую тему. Но Харьяс не поддержала его.

— Я, между прочим, посылала не за вами, Иван Филиппович, — сказала она и задержала взгляд на шофере «пикапа», ожидая объяснений. Мурзайкин взял водителя под защиту.

— Вы, Харьяс Харитоновна,