Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

Однако Тамара и слышать не хотела об отъезде — где муж, там должна быть и она.

А тут еще получили телеграмму от родителей: в составе Вутланской дивизии они отправлялись на фронт.

— Вот видишь, — упорствовала Тамара, — твоя мать даже воевать с мужем едет, а ты хочешь, чтобы я тебя одного в Москве оставила.

— Ты как ребенок, — злился Сергей. — Неужели до тебя не доходит, что все это значит? Немцы у Смоленска, каждую ночь вы тут бегаете в бомбоубежище. Не исключено, меня вот-вот отправят на фронт.

— Не отправят, у тебя броня.

— Ну, вот что, я теперь с тобой буду говорить иначе. Маша готовься в дорогу. Если Тамара остается, поедешь ты с Ромиком, я выясню и сообщу, когда и каким эшелоном, — все!

Ультиматум мужа возымел силу — Тамара согласилась уехать в Чебоксары к матери.

Эшелон, с которым Сергей отправлял своих близких, отходил с Курского вокзала в девять часов. И на Казань, и на Чебоксары поезда теперь следовали через Горький.

За несколько минут до отправления была объявлена воздушная тревога. Всем пассажирам пришлось укрыться в тоннеле.

Тамара снова начала высказывать свои сомнения мужу:

— Может, все же нам лучше остаться? Видишь, как это опасно — в такое время пускаться в дорогу.

Сергей сделал вид, что ничего не слышит. Он держал на руках сына, ласково гладил его по голове и упорно молчал.

Эшелон отошел с опозданием на час. Сергей вздохнул с облегчением — теперь его семья будет в безопасности, и он с легкой душей может пойти в военкомат и настоять на том, чтобы его отправили на фронт.

Увольнительную ему дали до утра, в виде исключения. Идти в опустевшую квартиру не хотелось, и Сергей решил повидаться со Славой Христовым: их отцов много лет связывает почти братское чувство, с детских лет дружили и дети.

Слава жил в общежитии университета. Чудак-человек, поступил на физико-математический факультет, а все свободное время посвящал другой науке — истории. Особенно истории Болгарии, родины своего отца. Чтобы не забыть болгарский язык, Слава умудрился даже познакомиться в Москве с болгарами.

Книги Христо Ботева и Ивана Вазова он знал почти наизусть, они всегда лежали у него на тумбочке у кровати.

Интерес друга к исторической и исследовательской литературе передался и Сергею. Когда ему случалось бывать в Ленинской библиотеке, он непременно брал книги о древней Волжско-Камской Булгарии и искал в них материалы, подтверждающие историческую общность между чувашским и болгарским народами.

Иной раз Сережа удивлялся — почему Слава не пошел на исторический факультет? Он непременно стал бы знаменитостью. Христов неизменно отвечал:

— Человек любой профессии должен знать историю своих предков. Я — сын двух народов, поэтому хочу изучить историю болгар и чувашей.

Было у Славы еще одно увлечение — авиация.

— Зачем тратишь драгоценное время на аэроклуб? Летчиком хочешь стать? — спрашивали друзья.

— Да нет, просто интересно.

Сергей знал, что Слава Христов несколько раз обращался в военкомат с просьбой отправить его на фронт. Но студентов с третьего курса не брали. Слава возмущался — что за порядки! И заверял, что все равно добьется своего: нет такого закона — отказывать человеку в его святом праве защищать Родину.

А тут еще разговоры о предстоящей эвакуации из Москвы вместе с университетом…

Когда Чигитов вошел в комнату к Христову, тот второпях запихивал в вещевой мешок свои пожитки. С ним, высоким, широкоплечим, удивительно не вязалась эта взволнованная суетливость.

— А, Сережа, здравствуй, друг! Ты помнишь, что я говорил? Так вот, можешь поздравить, зачислен в истребительный батальон. — Черные, крупные глаза парня блестели счастливо, победно.

Сергей горячо пожал руку друга.

— Как тебе это удалось? Через военкомат?

— Никаких военкоматов. Там сидят бездушные формалисты. Записан добровольцем.

— Ура! — совсем по-мальчишески закричал Сергей и в восторге сбросил с головы фуражку.

— Через десять минут ты меня не застал бы.

— А меня возьмут? — загорелся Чигитов. — И вообще, как ты мог уйти, не известив меня?

— Я обязательно позвонил бы из батальона. Знаешь что, не теряй зря времени, завтра же утром бери справку с работы и беги в краснопресненский райком. Там есть один человек… Фу, черт… Забыл его фамилию… Знаешь, такой высокий, худой… Словом, найдешь, к нему вся молодежь валом валит. Он дает путевки в истребительный батальон.

На Тверском бульваре, в коридоре двухэтажного кирпичного здания, в котором помещался райком партии, Сергей Чигитов в самом деле сразу нашел нужного ему человека. Разговор был непродолжительным — всего две-три минуты. И вот путевка в кармане. Не чувствуя под собой ног, Сергей выбежал из райкома, вскочил в отходивший трамвай. Ему нужно было добраться до Трехгорки. Где-то там, поблизости находился детский сад, пункт сбора. Один из прохожих, к которому Чигитов обратился с вопросом, указал ему на красивый двухэтажный особняк, обнесенный высокой решетчатой изгородью. Сомневаясь — уж не перепутал ли он чего — Сергей подошел к калитке, заглянул во двор. Ни под яркими грибками, ни на низеньких скамеечках в тени кустов, ни на площадке у самого дома детей не было. Всюду сидели, ходили, о чем-то громко рассуждая, люди в штатском. Значит, все в порядке, ему сюда. Дети же, несомненно, давно из Москвы эвакуированы.

Чигитов распахнул железную калитку и тотчас увидел Христова. Он, единственный здесь, был в форме летчика. Вот повезло парню, не зря, выходит, посещал аэроклуб!

— Организуем специальное подразделение из комсомольцев, — здороваясь, сообщил Слава.

— Ты — летчик, я — пехотинец. Едва ли нам удастся попасть в одну часть, — с сожалением сказал Сергей.

— Да что ты! Здесь всех нас будут обучать одному делу-истреблению вражеских танков. В одной руке граната, в другой — лопата. Гранату кидай под танк, а когда он загорится и немцы начнут из него выскакивать, круши их лопатой, — балагурил Слава.

Но когда начались занятия, стало ясно: все значительно ответственней и сложней, чем думалось Христову. Да и не только ему.

Шли дни, а писем из Чебоксар не было. По всем расчетам, Тамара, Маша и Ромик давно должны прибыть на место. Сергей брал увольнительную и мчался на главный почтамт, куда до востребования обещала писать жена.

И вот, наконец, сегодня ему протянули из окошечка письмо. Сергей обрадованно схватил его, уже хотел вскрыть, но вдруг заметил, что адрес написан не Тамариной рукой. От кого же письмо? Почему до сих пор ничего нет от жены? Обиделась, что он настоял на ее эвакуации?

Сергей безразлично повертел конверт. На штемпеле прочел: «Горький». И похолодел.

Смутная тревога, которая все это время не давала ему покоя и от которой он огромным усилием воли старался избавиться, вдруг захлестнула