У нас на Севере - Николай Васильевич Угловский
— Правильно! — одобрительно отозвался Атаманов.
Лысов сидел внешне невозмутимый, изредка кривя губы и что-то записывая в блокнот, но прежней решительности в лице уже не было.
Потом говорил Василий Фомич. Он заявил, что Бескуров с душой взялся за дело и ведет правильную линию, следовательно, его надо не шельмовать, а помочь и предупредить от возможных ошибок в дальнейшем.
— Сбить человека с панталыку легко, а вот влезть ему в душу, понять, чем он живет и ради чего живет, — это потруднее. Этого-то как раз и не хватает товарищу Лысову, — сказал в заключение Лобанцев.
— Да и многим из нас, — серьезно заметил Ступаков.
— Беда даже не в том, что не хватает, — сказал Дмитрий Егорович Атаманов, — а в том, что приобретать это умение иные не хотят. Заучили разные слова и цитаты и думают, будто они поняли линию партии. Партия требует от нас не только ума, но и сердца. С цитатой, брат, в душу человека не влезешь.
Обсуждение затянулось, но Комаров не только никого не останавливал, но даже и на часы перестал смотреть. Он внимательно выслушивал каждого, вопросов не задавал, однако взглядом подбадривал тех, кто почему-либо тушевался и спешил поскорее «закруглиться». Так было со Ступаковым, который заявил, что он с самого начала усомнился в «преступности» Бескурова и хотел даже послать в колхоз инструктора, чтобы уточнить некоторые факты. Не послал потому, что опасался противодействия Федора Семеновича…
Когда все желающие выступили, Комаров сказал:
— Как видим, товарищи, персональное дело Бескурова — надуманное дело, хотя на первый взгляд в нем имеются факты, явно показывающие против Бескурова. Оно поучительно, прежде всего, в том смысле, что наглядно показывает, в чем основная причина наших недостатков в работе с колхозными кадрами. Это — формализм, увлечение второстепенными мелочами (среди мелочей есть и такие), неумение, а иногда и нежелание видеть главное — живого человека, будь это председатель, бригадир или рядовой колхозник. Всем, конечно, известна истина, что успех любого дела решают люди, но всегда ли мы любознательны и внимательны к ним? Далеко не всегда. Отсюда и ошибки. Нельзя даже к заядлому тунеядцу подходить с предубеждением, потому что в нем могут, при определенных условиях, обнаружиться новые качества. К сожалению, товарищ Лысов поехал в «Восход» с явным предубеждением против Бескурова, при этом проявил черствость и странную пристрастность в проверке фактов. Он апеллировал здесь к прокурору. К счастью, прокурор у нас — не бездушный буквоед и формалист, хотя Бескурову, должен его предупредить, придется побеседовать с ним. Это пойдет только на пользу общему делу. Считаю, что Бескуров правильно понимает стоящую перед ним задачу по подъему артельной экономики и добьется успеха. А мы ему поможем. Предлагаю выговор, объявленный первичной организацией, отменить. Есть другие предложения?
Других предложений не было. Лысов, стиснув зубы и опустив голову, молчал. Он один голосовал против отмены.
Выходя из кабинета, Василий Фомич толкнул Сухорукова локтем в бок и негромко сказал:
— Понял? А ты боялся. По всему видать, Лысову на партконференции туго придется.
— Ясное дело, — коротко кивнул довольный Иван Иванович.
XXX
Осень, пугнувшая людей в начале сентября дождями и ненастьем, к концу месяца утихомирилась, снова хорошо припекало солнце, пообсохли дороги, только вечера наступали рано, да голые, словно осиротевшие деревья, не шумевшие теперь даже под сильным ветром, напоминали о том, что хмурая осень вернется и установится надолго.
Но пока об этом не хотелось да и некогда было думать. Для Лены эти осенние погожие дни стали словно второй весной в этом году, и она наслаждалась ими со свойственной ей безудержной горячностью. Но даже если бы день и ночь хлестали пронизывающие дожди, дул ветер и дороги расползались бы в грязи, все равно настроение у Лены было бы праздничным, потому что она любила и была любима. Прошло всего два дня с того незабываемого часа, когда Володя впервые после ссоры заговорил с ней и признался, что любит ее, и вот Лена нетерпеливо расхаживает по заветной тропке вдоль обрыва, смотрит то в сторону деревни, то на проселок, пересекающий Согринский луг, и сердце у нее до краев полно счастьем — за себя и за Клаву, которая приезжает сегодня из города вместе с сыном и матерью. Лена для того и пришла на обрыв, чтобы первой увидеть машину и встретить подругу. Конечно, она пришла еще и потому, что сюда же придет и Володя, убежавший переодеться после смены. Лена ничего не сказала про Володю матери и поэтому им пока неудобно встречаться дома. Но она скоро скажет и уж тогда, как бы ни посмотрела мать на Володю, Лена приведет его в дом. О, теперь ей не страшны никакие препятствия!
Володя, как всегда, появляется неожиданно, обнимает ее сзади, и она молча, чуть прикрыв глаза, запрокидывает голову и подставляет ему губы.
— Ну, как, не видно еще? — кивает он в низину.
— Пока нет. Но уже третий час, а машина ушла за ними с утра. Скоро появятся. Давай сядем.
Они выбирают укромное место на спуске, прикрытое сверху голыми редкими кустиками. Солнце уже ушло за Двину, оно почти не греет, но им тепло, Лена даже распахнула теплый жакет и обняла Володю, чтобы он мог ощутить, как радостно и покойно бьется ее сердце.
— А признайся, Володя, ты из-за меня хотел в другой колхоз уйти? — между поцелуями спрашивает Лена, потому что ей хочется еще и еще раз слышать из его уст хотя бы косвенные признания в любви.
— Понятно, из-за тебя, — бормочет Володя, которому все еще стыдно за старое. — А тут еще нового трактора не давали. Такая была обида, что все бы бросил.
— Ну и чудак, — ласково смеется она. — Ведь сам же во всем виноват, на кого же было обижаться?
— Теперь-то я вижу, что сам, а тогда не до этого было. Если хочешь знать, это ты меня к Любке толкнула,
