Алфавит от A до S - Навид Кермани
Отец не отмахивается от моей эстетической теории, но утверждает, что могила доктора такого-то вовсе не старомодная.
– Просто съезди и посмотри на нее, – говорит он.
– У меня нет времени, чтобы поехать в Висбаден! – восклицаю я и привожу последний аргумент: – Мой муж, скорее всего, не будет похоронен в этой могиле, но все равно считает проект замечательным.
Я понимаю, что на самом деле отцу это оформление не то чтобы не нравится, он просто придирается из принципа. Вероятно, он ожидал чего-то гораздо худшего, и чем дольше он рассматривает проект, тем больше понимает его смысл: кладония звездчатая, которая меняет цвет в зависимости от времени года и даже цветет летом, а над ней – светлый, приветливый камень, на котором только фамилия и фраза: «Мы принадлежим Аллаху и к Нему вернемся».
– Вы все равно сделаете по-своему, – соглашается он на время.
145
Подчас самая простая фраза может стать спасением – так в старые времена люди молились на четках или записывали мудрые изречения в альбомы. Сегодня утром, стоя под душем, я подумала о том, что одно из самых мудрых решений прошлого года, за которым обрушились две из четырех стен моего земного существования, касалось одной из самых прозаичных вещей. Следуя совету экспертов, я решила регулярно менять пароль на ноутбуке и, поддавшись внезапному порыву – скорее всего, связанному с тем, что в тот момент я размышляла о неизбежных изменениях, с которыми мне предстояло столкнуться, – ввела в качестве нового пароля строку из самого цитируемого и самого популярного в Германии стихотворения XX века. С тех пор каждый раз, открывая ноутбук, я напоминаю себе: «Ступенька за ступенькой, без печали» [58].
Есть много произведений Гессе, которые я хотела бы перечитать (если бы я продолжала следовать алфавиту, то перед буквой H притворилась бы, что, в отличие от остальных немцев, не знакома с его творчеством), например длинную заметку – в моей памяти она кажется почти целой книгой – о его брате Гансе, который покончил с собой. Текст сохранился среди его посмертных записок. Гессе написал его как будто между делом и разослал друзьям и родственникам, чтобы не рассказывать о смерти Ганса каждому отдельно. Эту заметку не обсуждали ни в одной газете, и все же она стала одним из самых прекрасных произведений немецкой литературы – более нежная, чем моя надгробная речь, которой я так горжусь, с наблюдениями, которые кажутся менее значительными, чем мои анекдоты, но на самом деле имеют гораздо большее значение, с амбивалентностью, слабостями, отчуждением, непониманием и собственной виной.
Я почти не помню жизненной истории Ганса, но помню стыд за то, что не уделила ему достаточно внимания, не оценила по достоинству. Это было связано и с известностью Гессе, его художественной натурой и нарциссизмом. Тем не менее стихотворение «Ступени» я мысленно относила к разряду наставлений. Означает ли это, что стихотворение что-то теряет? Уже год оно поддерживает меня и вдохновляет на новые начинания каждый раз, когда меня охватывает страх; мне достаточно открыть ноутбук, чтобы почувствовать желание вступить в новые связи с миром – с мужеством и без сожалений. Поэтому я не последовала совету экспертов регулярно менять пароль. Гессе остается.
146
Некое отчуждение – подобное тому, которое ощущаешь несколько секунд после пробуждения, – приходит к тебе в бассейне, когда, проплыв двадцать дорожек, ты оглядываешься вокруг, все еще задыхаясь, словно впервые осознаешь окружающий мир. Под водой ты видела людей смутно, их движения были замедленными, а они сами – как будто обезглавленными, хотя тела продолжали существовать. В те короткие моменты, когда ты выныривала на поверхность, вода затуманивала взгляд – если, конечно, ты вообще открывала глаза. Пока тело, подобно насосу, повторяло одни и те же движения, мысли твои уплывали куда-то вдаль. И вот, проплыв тысячу метров, ты больше не поворачиваешься, чтобы оттолкнуться ногами от стенки и плыть дальше, а хватаешься за край бассейна. Внезапно ты слышишь громкие крики детей, удивляешься шумным подросткам, которые болтают ногами в воде, пугаешься от неожиданной «бомбочки» и снова осознаешь, где находишься, а именно – на земле, в мире, где ты лишь временный гость.
147
Чтобы объяснить ребенку или подростку, что он испытает, впервые оказавшись на современной опере, можно сказать примерно следующее:
– Представь себе темное помещение. Потом там появится освещение, но слабое. В этой комнате стоит конструкция из металлических прутьев, между которыми движутся четыре фигуры в черном. Вскоре мы поймем, что это женщины. Звуки, которые ты слышишь, совсем не похожи на обычную музыку. Они скорее напоминают помехи, что слышишь, когда настраиваешь старое радио, или скрежет металла по металлу. Иногда слышится свист, как будто включается труба, и иногда человеческие голоса, но они настолько искажены, что утратили всю теплоту.
Через некоторое время ты замечаешь, что женщины используют смычки, как у скрипки, но по чему же они водят? Сначала можно подумать, что звуки исходят от записи, но потом понимаешь, что сам металлический каркас – это инструмент, на котором играют женщины. Музыка ли это? Ни гармонии, ни ритма, ни четкой структуры…
Прикрывая экран рукой, смотрю на телефон, чтобы проверить время, и поражаюсь тому, что…
– Это сложно назвать оперой – музыкальный спектакль, инсталляция…
…в общем, что это представление уже почти подошло к концу, время пролетело почти незаметно.
– В том, что ты видел и слышал, нет однозначного смысла. Представь, что ты на час оказался в другом пространстве, вне привычного мира и координат. Конечно, ты ничего не понимаешь, откуда бы? Просто представь, что ты там, и наблюдай за тем, что происходит вокруг.
– Может, каждый увидит что-то свое, – говорит мой сын.
– Да, конечно, – отвечаю я. – Смысл приходит изнутри, а не снаружи. Возможно, это чем-то похоже на смерть.
148
Сон в поезде – это особый и в своей маловероятности еще более ценный подарок судьбы, особенно в те времена, когда по ночам трудно заснуть. Ты думаешь, что не сможешь заснуть из-за разнообразия звуков или из-за того, что сидишь в неудобной позе без возможности прислонить к чему-нибудь голову, – и вдруг проваливаешься в сон, как будто тебя выключили, – с открытым ртом, как обнаруживаешь каждый раз, когда первое объявление вскоре будит тебя: «Через несколько минут мы прибудем на станцию, здесь вы сможете сделать пересадку на…» Сон, если он вообще был, исчезает так же бесследно, как волны на берегу. Ты оглядываешься, чтобы проверить, не наблюдал ли кто-то за тобой, и извиняешься перед соседом, который реагирует с пониманием. Иногда немного слюны стекает из
