Гумус - Гаспар Кёниг
– Давай попробуем что-нибудь другое, – заявил знаменитый фотограф, потребовав от Кевина полного внимания. – Подопри ладонью подбородок. Как «Мыслитель» Родена, если ты понимаешь, о чем я.
Кевин не понимал. Он тяжело уронил подбородок на руку.
– Ладно, забудь, – вздохнул знаменитый фотограф.
Подняв голову, Кевин заметил веселый взгляд ассистентки. Он улыбнулся ей.
– Вот она, эта улыбка, которая нам нужна! Давай, соберись!
У нее были зеленые индусские глаза, такие светлые на фоне смуглого лица, что казалось, они ничего не видят. Кевин нахмурился, вызвав неодобрительный вздох знаменитого фотографа. Он почувствовал, что не способен полюбить даже эту девушку. В первые недели пребывания в Париже он возобновил свои походы в гей-клубы Марэ, где ему стоило лишь появиться на несколько минут, чтобы быть окруженным толпой ухажеров. Однако вскоре стало очевидно, что – даже без соседей с их искаженными представлениями о нем – ему постоянно навязывается совершенно несвойственная ему модель поведения. Он решительно не разделял взглядов, привычек и вкусов своих товарищей по кровати. Поэтому Кевин переключился было на женский пол, но так и не сумел построить что-то серьезное. Самый простой жест нежности, например взяться за руки, идя по улице, казался ему мучительным притворством. Он устал от приложений для знакомств, от несуразных ужинов, от флирта. С некоторым облегчением он пришел к выводу, что, подобно дождевым червям, обречен на холостяцкую жизнь.
Филиппин иногда присоединялась к нему по вечерам, желая получить свою дозу секса, но никогда не оставалась ночевать. Она немного прибавила в весе из-за того, что поглощала огромное количество кофейных зерен в шоколаде. Теперь Кевин считал ее менее красивой, зато более уютной. В конце концов он нашел их отношения довольно удобными и решил не сопротивляться. Что касается Филиппин, у нее не было времени на любовь; она говорила о бизнесе, раздеваясь и одеваясь, и замолкала только во время оргазма. Кевин ничуть не удивился бы, узнав, что, лежа голым животом на столе в гостиной, Филиппин думает об оборотах компании Veritas. Движения обоих стали четкими и отлаженными. Ни одной ласки, в которой не было острой нужды.
На работе сохранялось то разделение труда, которое установилось с самого начала: Филиппин отвечала за разработку стратегии, а Кевин – за производство. Их беседы сводились, по сути, к информированию друг друга о достигнутом. Они обменивались сведениями и жидкостями с одинаковым пылом, не чувствуя необходимости узнать своего партнера получше.
Кевина беспокоило лишь одно обстоятельство. Филиппин пообещала L'Oréal переработать пятьсот тонн в течение первого года. Однако на данный момент завод мог принять только сорок тонн, которые распределялись между двумя новыми линиями вермикомпостирования. Кевин планировал запустить еще две линии, почти в два раза длиннее, оснащенные датчиками влажности и плотности, позволяющими автоматически начинать срезать готовый компост. Он даже договорился о сотрудничестве с компанией Soltech, стартапом, о котором узнал на выпускном в АгроПариТех и над которым они с Артуром так смеялись. Возможно, их зонд и не подходил для сложных почв, но для компоста его было более чем достаточно.
К сожалению, сроки выполнения срывались. Рельсы заказывались в спешке, и подобрать загрузочные шнеки нужных размеров было непросто. София – инженер, отвечающая за проект, – смирилась с тем, что придется заказывать обычные модели и заниматься сложными сварочными работами. Кроме того, показания датчиков пока не отличались точностью; первые эксперименты дали компост, в котором все еще было много червей, – их пришлось отсортировывать вручную. Кевин в срочном порядке присоединился к команде и провел два дня, вылавливая из компоста червей. Это неторопливое занятие, почти медитация вдали от парижской суеты, напомнило ему детство, когда он перебирал картошку, помогая родителям. Для команды подобная охота на червей равнялась всем тренингам по интеграции. Но с такими темпами L'Oréal может прождать еще лет десять. Кевин начал всерьез опасаться, что Veritas не сможет выполнить условия контракта, в то время как Филиппин набирала все больше обязательств перед компаниями и локальными структурами, ищущими более экономичную альтернативу метанизации.
– Ладно, зая, не буду больше тебя мучить. Все равно ты прелесть как хорош, не волнуйся.
Знаменитый фотограф отложил камеру и принялся пролистывать несколько сотен сделанных снимков. Встав у него за плечом, Матильда громко высказывала свои предпочтения, которые тот старательно игнорировал.
– Можешь собираться, – небрежно бросил он ассистентке, не удостоив ее и взглядом.
Кевин вышел из оцепенения. Он хотел снова встретиться с невидящими глазами индианки, но та стояла спиной к нему, занятая упаковкой оборудования.
– Спасибо, – сказал он неловко, словно после стрижки в парикмахерской.
В ответ послышалось приглушенное хихиканье двух праздношатающихся друзей (или коллег).
* * *
Портрет на страницах Libération стал поворотным событием для Кевина и его компании. Текст, озаглавленный «Чем червь не шутит», вкратце рассказывал о промышленных аспектах вермикомпостирования, но при этом содержал немало явных преувеличений (например, заявление, что дождевые черви могут «проглотить любой мусор») и даже откровенную неправду (например, утверждение, что компания Veritas получила «миллионы долларов из американского банка»). Матильда заверила Кевина, пораженного столь легковесным отношением к словам, что эти детали не имеют никакого значения. Учитывая повадки журналистов, ему, мол, не на что жаловаться. Главное, в статье подчеркивались экологические достоинства компании («Найдено решение для всей планеты», – гласил подзаголовок) и отдавалось должное неординарной личности ее соучредителя, чудом избежавшего антикапиталистического сарказма со стороны Libé. В то время активисты из Extinction Rebellion выступали все более настойчиво: и дня не проходило без того, чтобы кто-то не приклеил ладони к асфальту или не устроил эффектную сидячую забастовку, протестуя против
