Заднесельские оскорёнки - Александр Владимирович Быков
– Это правильно, в столицах должны знать, чем живет провинция! Я бы мог вам много рассказать из нашей судебной практики, но боюсь утомить.
– Судебную практику я в Правлении посмотрю, дорогой Александр Евграфович, а вы бы лучше мне что-нибудь из истории рассказали? Может есть какие легенды старинные про чудь или про разбойников?
– Ну вы как знаете, – улыбнулся Мерцалов, – легенды – моя слабость. Про чудь заволоческую у нас говорят, что она в землю ушла, исчезла. Остались одни чудские ямы, но не только. Названий вокруг полно чудских. Взять к примеру нашу речку Кихть, вы через нее переезжали. Слово нерусское, значит наверняка чудское. Многие речушки вокруг с таким названиями: Яхреньга, Шитроба. Местность соседняя имеет название Томаш, тоже слово нерусское. Все это, думаю, чудские древности. Но сейчас от этого народа совсем ничего не осталось, во всяком случае в нашей округе. Может далее на север что найдете, я не знаю.
– Премного благодарен, – Кандинский записал в тетрадку сведения о чуди.
– А вот еще есть легенда о разбойниках на Марьине. Это пустошь сейчас по дороге на Новое село, – продолжил разговор помещик.
Мерцалов снова погладил бороду, по всему было видно, что рассказы доставляют ему большое удовольствие:
– В деревне Марьино у речки Кихти в старину жили какие-то «паны», которые грабили деревни по праздникам, когда население уходило молиться к церкви и дворы оставались без хозяев. Ограбив, разбойники поджигали деревню. Бывало придут хозяева после молебна, а от деревеньки – одни угольки. Собрались ловить разбойников три соседние волости. Окружили разбойников на Марьине. Те, видя, что дело худо, зарыли все награбленное имущество в землю «с приговором», без которого земля клад не отдаст. Атаман разбойников скрылся от крестьян в последний момент, ударился о землю, обернулся вороном и улетел. Разбойников уничтожили, а клад до сих пор в земле лежит, поскольку «приговора», т. е. «заветного слова», никто не знает.
– Почти как в сказке, – записав легенду, заметил Кандинский.
– Для местных крестьян это были не сказки. В 1612 году здесь появились разбойные казаки, пособники польского королевича, отсюда их «панами» и величали, те самые, которых выгнали из под Москвы Минин и Пожарский. Сначала они разграбили Вологду, а потом добрались и до Заозерья Кубенского. Вы себе даже представить не сможете, почти все деревни и даже починки в крае были разграблены и сожжены, некоторые не по одному разу. Я изучал документы в Московском архиве древних актов, делал выписки. Разорение было страшное, так что легенда еще приукрашивает события.
– А велики ли были шайки разбойников?
– Думаю нет, от силы десяток-другой сабель. Да много и не надо, в деревнях по сведениям писцовых книг два-три двора в среднем, куда ж им против десятка казаков с саблями и пиками. Не совладать, единственная возможность спастись – бежать. Была у нас такая история в деревне Суровешкино. Пока «паны» скакали туда длинной дорогой вокруг озера, жителей предупредил один добрый человек из села Заднего, прибежал между озер по короткой дороге и сказал об опасности. Казаки пока добрались до места, деревня пуста, сожгли со злости, а поживиться не чем.
– Удивительно, – покачал головой Кандинский, – а сейчас эти деревни есть?
– Какие-то есть, а какие-то остались пустошами, сейчас там лес или поле, только название и осталось.
– Вы от нас куда отправитесь? – спросил он, немного помедлив.
– В село Никольское к помещику Александру Александровичу Межакову, имею к нему рекомендации от уездного начальства.
– Это хорошо, Межаков – большой человек, может быть вам очень полезен, кстати, он потомок одного из казацких атаманов.
– Тех что грабили деревни?
– Ну да, предок нашего помещика атаман Филат Межаков за службу получил от царя Михаила Федоровича землю в селе Никольское Заболотье и стал помещиком.
– Сначала грабил, а потом эту же землю и во владение?
– Так выхода не было у государя, откупались от казаков земельными пожалованиями. Здесь в Заднем тоже поместных казаков было немало, правда сейчас нет ни одного, а вот Межаковы прижились.
– Удивительная история, – поразился студент Кандинский. На следующий день студент посетил волостное правление в селе Заднем, изучал судебную практику, вечером записал в своем дневничке несколько слов для памяти: «Заднесельское – большое село с двумя лавками, церковью, Волостным правлением, училищем, дворов 70. Народ веселый и открытый. Местами лишь попадались и угрюмые лица». Чуть позже, уже покинув гостеприимный дом краеведа Мерцалова, он добавил в дневнике: «У А. Е. Мерцалова встретил прегостеприимнейший прием, узнал много интересного. Дай Бог побольше таких. Подарил мне свою книгу».
«Вологодская старина», так назывался сборник статей за авторством Александра Евграфовича. Сейчас эту книгу можно найти в больших библиотечных собраниях и, конечно, в интернете. Сведения, собранные заднесельским помещиком, не пропали и продолжают служить людям.
Василий Кандинский в последствии оставил карьеру юриста, взял в руки кисть и начал рисовать. На каком-то этапе творчества он понял, изображать внешнюю сторону мира недостаточно, надо попробовать посмотреть на него изнутри. Так родилось новое направление в искусстве – абстракционизм. В своих теоретических трудах Кандинский впоследствии напишет, что вдохновило его на создание абстракций созерцание крестьянских орнаментов во время юношеской экспедиции по Вологодской губернии. Получается, что полотенца и наподольницы с магическими узорами, которые видел Кандинский в кадниковских деревнях, послужили источником создания нового направления в искусстве!
Мученики от власти
2015 год станет последним в жизни Заднесельского поселения. На осень намечена ликвидация местной власти и присоединение всех населенных пунктов к районному центру Устью. Причина проста: нет населения. Об этой печальной статистике мы уже говорили ранее. Вспоминая ушедшее, было бы правильно рассказать и о самой власти, которая позволяла управлять обширной крестьянской округой с начала земских реформ второй половины XIX в. и до революции 1917 г.
В самом селе располагалось Волостное правление, жил урядник, находилась школа и приход Георгиевской церкви. Главным волостным чиновником был земский начальник, проживавший в 4 верстах от села, в собственном имении. Крестьяне по привычке его называли барином. В задачи начальника входил контроль за деятельностью сельских обществ, решение всевозможных вопросов, связанных с землей, контроль за деятельностью органов крестьянского самоуправления.
Открываем записи Мерцалова, посвященные системе власти, тут же удивляемся: «Местный земский начальник относится к крестьянам вполне безучастно: невзгоды крестьянской жизни ему чужды и поэтому он не любит, когда мужики и бабы беспокоят его своими просьбами».
Крестьяне не особенно боялись земского, но и встречаться с ним во время его инспекторских поездок по деревням желания не испытывали. Это было взаимное желание. Земский начальник, бывало, так проведет инспекцию, что из экипажа не вылезет и
