Заднесельские оскорёнки - Александр Владимирович Быков
Нижнюю часть рубахи, «стан», крестьянки шили из отбеленного домотканого полотна. Этнограф Малинин обращает внимание на одну местную особенность: «К стану снизу пришивают «строчки». Это ни что иное, как широкие ленты, вытканные самими бабами из разноцветной «несучёной бумаги» и льняных ниток».
Попробуем разобраться, что же имел ввиду этнограф? «Несученая бумага» – это хлопчатобумажная нить. Она могла быть разного цвета, но преобладали красный, синий и белый. Из нее ткали так называемые «браные», т. е орнаментированные, «проставки» или «строчки», которые пришивали для красоты к низу «становины». Из льна плели кружевные «проставки», их чередовали с «браными», получалось очень красиво. Часто в самом низу пришивали кружево – край.
Зачем все это было надо, если все равно красоту под сарафаном было не видно?
Ответ на это дал еще в позапрошлом веке журналист Николай Преображенский, описавший в соседнем с Задним селе Никольском интересный обычай – смотр «подольницам».
На зимние святки девушки-невесты, надев на себя все лучшее, выстраивались у церковной ограды и ждали женихов. Те приходили не одни, со знающей бабой, которая без стеснения задрав подолы невестам, показывала парням узорные «становины» и «поясняла узоры». Девушки-невесты, стараясь выглядеть более рукодельными, надевали на себя по нескольку нарядных станов.
Со стороны это конечно выглядело смешно – невеста превращалась в разряженную матрешку, у которой под одной одежкой была другая, под другой – третья. Говорили, что одна умудрилась надеть на себя 17 «становин»! Зато «рукодельная» долго в девках, как правило, не засиживалась.
Поверх сарафана кадниковские крестьянки надевали фартуки. Сохранилось своеобразное местное название этого предмета одежды – «напередник». В будничном костюме они были из крашеной домотканой материи, в праздничном – из ситца с вышивкой и кружевными «проставками». Интересно, что этнографы конца XIX в. не упоминают женские пояса. Видимо повязанный на талии «напередник» заменял этот устаревший элемент костюма.
Женский головной убор в указанное время также потерял черты архаичности. Шапки-«борушки» и девичьи повязки ушли в прошлое. Женское население в качестве головного убора использует ситцевые платки. В праздники любили надеть цветастые шерстяные платки, шелковые полушалки и, кому позволяли финансовые возможности, даже шали.
В конце XIX в. появляется и новый элемент женской одежды – приталенная тиковая кофта – будущий популярный «казачок» или «семишовка».
Появление кофты имело далеко идущие последствия в плане изменения костюма. Благодаря ей вскоре исчезли сарафаны на лямках, уступив место юбкам. Но это случилось уже в XX в.
Василий Кандинский и источники абстракционизма
Четвертого июня 1889 г. помещик Александр Евграфович Мерцалов принимал у себя столичного гостя.
– Здравствуйте, какими судьбами в наших краях?
Гость, молодой человек в студенческой тужурке, бойко отвечал, что прибыл по заданию Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии в Вологодскую губернию с целью изучения вопросов права в провинциальной среде, быта и нравов русского и зырянского народов.
– Ах вот оно что! – улыбнулся Мерцалов. – Стало быть, вы с научными целями! Очень похвально, что молодежь в наше время интересуется науками. Позвольте спросить, кто рекомендовал меня вам?
– Николай Александрович Иваницкий из Кадникова рекомендовали, – отвечал молодой человек, – разрешите представиться – Кандинский Василий, студент, будущий юрист.
– Вам повезло, молодой человек, Иваницкий – серьезный ученый, и его слово дорогого стоит. Да что же мы стоим, просим к столу угоститься нашей деревенской пищей. Там и обсудим ваши дела, чем смогу – помогу, – ответил Мерцалов и радушно распахнул двери в свое жилище.
– Времена, знаете ли, настали тяжелые, – говорил он, потчуя гостя, – в деревне теперь все не так, нарушен привычный порядок вещей.
– Вы это о чем, об освобождении крестьян? Так ведь прошло без малого четверть века, все должно бы уладиться? – отвечал будущий юрист.
– Так-то оно так, но это все из Москвы видится просто, а здесь по-другому, – пригладив бороду, сказал Мерцалов. – Раньше-то что было, крестьяне для помещика как дети малые; теперь иначе: у них своя воля, что хотят, то и творят, и зачастую управы найти на них трудно. Теперь крестьяне у меня арендаторы на земле. Временщики, не чувствуют себя хозяевами, попользовались и ладно. Земле от этого плохо, год от года урожаи все меньше.
Я вообще так понимаю: земледелие в наших краях – занятие неблагодарное, другое дело – луга. Трава – она в любой год вырастет, знай коси. А если еще какую культурную траву завести, тимофевскую или клевера, то и вообще прекрасно выходит.
Студенту аграрный вопрос был малоинтересен, и он стал скучать. Заметив это Мерцалов сменил тему.
– А вы, молодой человек, отчего именно сюда направились, ехали бы сразу к зырянам?
– Мне господин Иваницкий рекомендовал для сравнения изучить быт русского населения на примере вашего уезда и потом, сопоставив его с бытом зырян, получить представление об искомом предмете.
– Хорошая мысль, правильная. Только вот сложно сравнивать. Зыряне – они почти первобытные, рыбу и мясо сырое едят, в шкурах ходят, а здесь все-таки великорусское население, хоть и не самый богатый уезд, а все-таки не последний в губернии. Взять хоть нашу, Заднесельскую волость. Да что я говорю, лучше я вам книжку об этом подарю, прочтете в дороге, и путь ближе покажется и новое узнаете.
– Вы – автор книги?
– А что тут удивительного, вы, наверное, думаете, раз помещик, так персонаж как у покойного писателя Салтыкова-Щедрина?
– Ну что вы, Михаил Евграфович был обличителем невежества, вы же человек культуры.
– То-то и оно, – вздохнул Мерцалов, – у нас ведь в России всегда одинаково, «горе от ума», все надо через силу делать, а то и через страдание. Я по духу своему «шестидесятник», вошел в зрелость в эпоху Александра Освободителя, поддерживал все реформы, страстно желал улучшения доли народной. Но сейчас разочарован.
– Чем же, позвольте узнать? – спросил Кандинский.
– Вы знаете, молодой человек, в старину в ходу было такое слово «нестроение». Это когда все на так, неладно. Сейчас тоже самое, плохо всем: и помещикам, которые еще хотят вести хозяйство, и крестьянам. Хорошо только мздоимцам, так им всегда хорошо, при любой власти.
– Поясните, будьте так любезны?
– Мужик не хочет обиходить чужую землю, помещик не может ее содержать как прежде. Поместья в упадке, продаются. Но купить землю крестьянин не в состоянии, средств нет. Вот поэтому всем плохо.
– Я изучаю особенности права в крестьянском обществе, насколько все законно,
