Алфавит от A до S - Навид Кермани

Земля и небо сговорились,

Чтоб тучи бед над мной скопились,

Когда из Эдинбурга я бежал,

Когда в Женеву путь держал,

Когда в Лозанну устремился,

И под морскими водами скрылся.

Все испытания я превозмог,

Ведь послан был тобою, Бог.

Мой путь ты выстроишь снова,

Станет мольба моя торжеством твоего слова.

Возможно, стоило бы завидовать тому, кто способен оставаться в гармонии, несмотря на все происходящее в мире, но в таком случае он бы уже мало что замечал. Ограниченность Кульмана становится особенно заметной на фоне Андреаса Грифиуса, другого религиозного немецкого поэта эпохи барокко, который писал о реальных войнах, чуме и несправедливостях. Настоящая ценность поэзии – не только для мистиков – заключается в том, чтобы, выйти за пределы себя и обратить внимание на внешний мир. Не быть переполненным собой или, грубо говоря, опьяненным собой, а стать пустым. Только тогда отдельная личность может стать зеркалом. «Даже самый великий гений не продвинется далеко, если будет черпать вдохновение исключительно из собственного внутреннего мира, – отмечал Гете. И добавлял: – А что хорошее есть в нас, если не способность и стремление привлекать к себе средства внешнего мира?» Вместо того чтобы выходить за пределы себя, Кульман настолько сосредоточился на собственной персоне, что, наоборот, мир становится для него зеркалом, точнее, экраном для проекции его внутренних образов. Он как будто сражается с ветряными мельницами. И как человек, считающий, что за ним стоят целые армии, строит грандиозные военные планы с почти стратегическими целями.

ПРЕСЛЕДУЙТЕ Папу от Бранденбурга до Польши

Огнем и мечом, пока Папа не преследует вас!

Отправляйтесь в Силезию, через все княжества,

И освободите мой Бреслау от Папы и Антихриста!

Устремитесь на Моравию с заповеданной строгостью,

И водрузите корону Моравии на место княжеской шапки!

Саксонец последует за вами и, как король Богемии,

Изгонит идолов Рима из Богемии навсегда!

Швед пробуждается и, завершив свой первый рев,

Следует за яростью Севера, как пророк.

Совершенно реальным был допрос, который ему устроили в Москве. Кульман попадает в каждую ловушку, расставленную обвинителями, чтобы уличить его в ереси, и смело повторяет, что Бог открыл ему истину, что ему являлись ангелы и что он должен был объявить новое вероучение и пришествие десяти израильских колен. Только один раз он отказывается дать ответ, который от него требовали, – когда его спрашивают о заказчиках; даже под пытками он настаивает, что действует исключительно по божественному вдохновению и никто не нанимал его для подстрекательства народа. Возможно, стоит завидовать тому, что он до последнего оставался в гармонии с собой, даже в огне. Не отрекаясь и не жалуясь, Квиринус Кульман до последнего вздоха оставался верен своей правде. Из всех немецких поэтов он единственный, кто умер на костре. В моей другой стране поэтов вешают и сегодня.

253

Отец, который после смерти матери избегал любых разговоров о ходунках, которые долгое время стояли в гостевом туалете, ненавидимые и неиспользованные, наконец-то преодолел свой внутренний барьер. Почти ночью, тайком, когда на улице уже никого не было, он решился их попробовать. «С этой штукой ноги идут сами собой!» – удивленно воскликнул он. – Она буквально тянет вперед, а если устал, можно просто сесть». То, что раньше занимало у него час, теперь занимает двадцать минут, а покупки удобно помещаются в корзинку. С тех пор он регулярно выходит из дома с ходунками, которые увеличили его радиус передвижения в четыре раза. Он выглядит немного нелепо, ну и пусть – все равно уже никто не оборачивается ему вслед.

254

Сегодня я должна была улететь в Афганистан. Было бы лучше для всех, если бы я не тянула с решением отменить поездку до вчерашнего дня. Что заставляло меня колебаться и, вопреки всякой логике, до последнего момента надеяться на улучшение, так это ощущение, что я совершаю предательство, и неприятное чувство, которое, вероятно, останется со мной надолго, возможно, навсегда. Мое решение неизбежно повлияет на нашу дружбу, несмотря на все взаимные уверения. Мы оба знаем, что так поступать не принято. Независимо от того, по каким причинам я отменила поездку, какими бы понятными и вынужденными причины ни были, я все равно бросила своего друга. Вина не всегда связана с личной ответственностью. В античные времена вина воспринималась иначе, как нечто неотвратимое.

Это может показаться преувеличением, ведь в моем случае речь идет лишь об отмененном рейсе, но все же не только о нем. Речь идет о друге, которому я могла бы быть полезной в Афганистане не только благодаря знанию языков, но прежде всего как спутница в путешествии. Он рассчитывал на меня и планировал этот год вокруг этой поездки. Кроме того, история не будет полной без моего текста, и мы оба чувствуем обязательство выполнить наш заказ. И дело не в том, что он не отец, а в том, что разумом, но не сердцем он понимает мое решение, ведь он сам всегда ставил все остальное на второй план. Даже жена ушла от него, потому что он постоянно проводил время в темной комнате, если вообще бывал дома, как я узнала из фильма. Сам он о таких вещах не говорит – для него это недостаточно важно. Даже любовь, по крайней мере первая любовь, видимо, не была достаточно важна: в фильме он упоминает ее лишь вскользь. Позже у него были другие любови, но, думаю, они уже тесно переплетались с его работой, и тогда возлюбленные не жаловались на то, что он все время фотографирует, а любили его именно за это. Иначе его фотографии не могли бы появиться на свет.

Однако любовь – это все же нечто иное, чем ответственность за собственного ребенка, что является истинной сутью родительства. Любой отец, любая мать, столкнувшись с выбором, предпочли бы нарушить долг перед другом, а не перед ребенком. Дай Бог, чтобы он вернулся невредимым, иначе болезнь сына будет казаться предопределенностью, ведь именно она удержала меня от поездки.

255

Поддерживать, даже если сам испытываешь страх. Делать предположения, когда сам столь же растерян, предлагать конкретные шаги, потому что уже само их обсуждение помогает. И сразу же начинать действовать, если он не отвергает твою идею. Не мириться ни с чем и постоянно подчеркивать, что полезно изменить то, что легко поддается