Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой

А в войну в госпиталях работала – сначала в Сталино, в Ворошиловграде, потом в Сталинграде, в Курске, потом опять у нас. И вот ещё в сорок первом кто-то заметил – ежели она у койки какого-то бойца расплачется – тот выкарабкается, даже если ему полголовы снесло или газовая гангрена по всем конечностям. И руки, и ноги спасала – уже на ампутацию кого-то назначат, а если она поплакала – без ампутации обойдётся. Её так и звали – плачущий ангел.

– Ты не рассказывала, – сказала Надежда, – а я всё удивлялась, почему у неё на могиле ангел из гипса, в советское время не принято же было…

– Так вы с Верочкой меня не спрашивали, – ответила София Петровна. – Только Любушка поинтересовалась. Так что, может, бабушки твоей талант тебе передался. Вот и читай солдатские письма, глядишь – чью-то жизнь спасёшь. Может, конечно, это всё и суеверия, но… знаешь, как говорят – человек предполагает, а Бог располагает.

* * *

Они тепло попрощались, как обычно, и Надежда заверила маму, что, как только всё закончится, они обязательно встретятся. Здесь, на Донбассе, все верили в скорую победу наших над нацистами – в конце концов, после восьми тягуче-долгих лет нескончаемого кошмара, наконец-то, бандеровским бандитам вломили по первое число. Да, нацисты огрызались. Да, участились обстрелы Донецка, Горловки, других населённых пунктов. Да, гибли люди и, что особенно страшно, гибли дети. Настю Гончаренко, у которой снарядом оторвало ножки и о страшной судьбе которой Надежда слышала в машине Гришки, так и не спасли, девочка умерла на операционном столе, хотя врачи сделали всё, что могли…

Но такие случаи, вопреки надеждам укровояк, вызывали у людей не страх, а праведный гнев. Что бы там ни твердила украинская дешёвая пропаганда – на Донбассе никого не надо было гнать силком в призывные пункты. Трусы и малодушные давно уехали, в республиках остались только сильные духом.

Шахтеры добывали уголь, сталевары плавили сталь, комбайнеры собирали пшеницу, несмотря на обстрелы и бомбёжки. А потом – из забоя, из цеха, из-за руля комбайна, уходили в Народную милицию, а их место занимали коллеги, вернувшиеся с фронта. Этот молчаливый круговорот продолжался уже восемь лет, но теперь рядом с дончанами сражались солдаты со всей большой России. И если раньше вера в победу добра над злом, победу дончан над нацистскими оккупантами была сродни вере в Бога, которого не видели, но в которого верят, то теперь эта вера встала на прочный, надёжный, железобетонный фундамент спецоперации. Россия пришла, а, как сказал император Александр, где один раз был поднят русский флаг, он больше опускаться не должен.

Глядя на неправдоподобно звёздное небо над головой, Надежда думала о том, что значит быть русским. Ведь русский – это не национальность, русским может быть кто угодно – украинец, белорус, чеченец, татарин, еврей, мордвин, бурят, якут, эвенк – человек любой нации, любой расы, религии и культуры. Русский – это исторический феномен, это своя, отдельная цивилизация.

Кто же такой русский? Это человек с душой, открытой миру. Для него нет чужой боли, нет чужой беды. Русский на генетическом уровне знает, что такое беда – слишком часто наш народ бывал в самых страшных обстоятельствах – и интуитивно понимает, как это – встречать беду одному. Поэтому любой несчастный, угнетаемый, преследуемый человек вызывает у русского сочувствие и желание помочь. И, наоборот, любой негодяй, считающий, что он вправе решать судьбы других, вызывает у русского праведный гнев.

Русские люди очень чувствительны к обману. Они, конечно, могут «повестись» на сладкую ложь, в силу того, что, изначально, относятся к другим с доверием. В восприятии русского всякий человек хорош, пока не докажет обратное. Но ложь русские воспринимают сразу же или, по крайней мере, довольно быстро.

Их можно увлечь какой-то идеей, если делать упор на справедливость, но придёт время и русские поймут, что правда, что ложь. Это, кстати, второе и важное отличие русского человека. Русская душа – не однодневка, она не живет сегодняшним днём. Она устремлена в будущее, и ей, как воздух, необходим смысл жизни. Но смысл этот – в ней самой, в её отношении к миру. Римский кардинал Карло Вигано – человек, далёкий от России, назвал нашу страну катехоном – удерживающим, силой, которая мешает приходу зла в наш мир.

Но разве это не так? Разве не Русь – Россия – СССР всегда вставали на пути злых сил и в пух и прах разбивали их на поле боя? Не мы ли остановили орды Батыя, не мы ли разрушили экспансионистскую польско-литовскую Империю, не мы ли очистили Европу от Наполеона и Гитлера? Мы. Именно потому, что русские не приемлют лжи, зла и насилия. И даже власть большевиков и красный террор были, в некотором роде, самопожертвованием, русской Голгофой. Как учёный вводит себе самому токсин, чтобы испытать на себе новую вакцину, так Россия ввела себе отраву левых идей, чтобы (выделив из неё все полезное) показать миру их опасность. Будь на месте России другая развитая держава – весь мир лежал бы в руинах.

Но русские никогда не занимались завоеванием, угнетением, колониальной эксплуатацией. Когда с нами хотят дружить – мы приходим и помогаенм – строим заводы, поставляем продукты голодающим и лекарства больным, возводим школы и больницы. Когда какой-то народ хочет присоединиться к нам – мы не превращаем их в рабов, не загоняем в резервации, даже не ломаем об колено их национальную самобытность. Поэтому самое узнаваемое лицо спецоперации, Рамзан Кадыров – чеченец; глава Вооруженных сил Сергей Шойгу – тувинец, представитель народа, добровольно присоединившегося к России только в тысяча девятьсот сорок четвертом году, а патриарх Кирилл – мордвин-эрзя.

Потому Донбасс знал и верил, что Россия их не оставит, но и враги России знали это. Они попытались превратить Донбасс в смертельную ловушку для России, но не вышло. Невозможно посадить на цепь ураган и невозможно остановить русского, когда он видит несправедливость, видит, как обижают слабого. Враги России не понимают, что такое праведный гнев – может быть, потому, что им самим не доступны чувства такой силы – ни настоящая любовь, способная раздать себя до ниточки, ни настоящая ярость, которую может вызвать только несправедливость.

И теперь далеко за океаном, в центрах принятия решений, дрожа от страха, как иудина осина, сильные мира сего не знали, что делать с этой стихией. Лишь самые глупые из них еще бредили о какой-то победе над Россией – умные же мечтали только о том, чтобы хоть как-то