Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой
Но дело не в этом, а в том, что во всех войнах побеждает он – обыкновенный русский солдат. И именно он достоин – вы достойны! – памятников, экспозиций музеев, именно в честь вас надо называть улицы и корабли. Нет в мире большего героя, чем обыкновенный русский солдат!
Лёха задумчиво затянулся, хотя от сигареты уже почти ничего не осталось:
– Красиво сказано, но и правильно, не поспоришь. Ну, пусть будет, за спиной не носить. Наоборот, круто – закончится война, поведу девочку в ваш музей и покажу – а вот это письмо видишь? Это я его своему братухе Поповичу написал. Глядишь, девочка на меня другими глазами посмотрит, и буду я для неё не рябой Лёха-Оселок, а типа герой войны… только, знаете, – продолжил он, краснея, – замажьте чем-то, где я писал про то, как наш летёха на двор бегал после лечо. А то вдруг он свою девочку в тот музей приведёт – неудобно получится. Он же командир хороший, Скворец наш, даром что молодой…
* * *
Поговорив с Лёхой-Оселком, Надежда вернулась к своим обязанностям волонтёра. Тем временем подъехала мотолыга с порцией сидячих – тяжелых, к счастью, не было. Надежде достался рыжий чеченский парень, раненый в руку.
– Не надо меня провожать, матушка, – сказал он. – Сам дойду, рука не нога, да и рана ерунда. Я бы на неё вообще плюнул, но командир сказал – надо в госпиталь, пришлось слушаться.
Надежда тем не менее провела парня до сортировочной, усадила на стул и велела ждать. Потом отвела ещё одного контуженного, худощавого, темноволосого контрактника, похожего на демона с картины Врубеля.
Потом они с Марусей принесли воды для девушек-волонтёров, смывающих кровь; потом Надежда принесла со склада еще перевязочных материалов; потом помогла накладывать шину одному из раненых…
Когда напряжение спало, и Надежда вышла на свежий воздух, внезапно раздался звонок мобильника. Удивлённая, Надежда сняла трубку, даже не взглянув на номер звонившего.
– Привет, доченька, – донеслось из трубки, и в груди защемило – звонила мать Надежды. Софию Петровну ещё в начале конфликта удалось переправить к старшей сестре Надежды, Вере, в Астрахань. Младшая сестра, Люба, тоже звала её к себе, но жила далеко, во Владивостоке, к тому же замужем была за военным моряком, и там возникали проблемы с регистрацией. Да и сам перелёт до Владивостока неизвестно как София Петровна перенесла бы – к сожалению, старость приходит к нам не одна, она приносит неприятный букет болячек, и мама Надежды не была исключением.
– Привет, мамочка, – с теплотой сказала Надежда, но радость тут же сменилась тревогой; она созванивалась с мамой в начале прошлой недели, а сама София Петровна звонила редко, зная, какие в Русском Доле проблемы со связью. – Что-то случилось? Ты здорова?
– Здорова, милая, насколько может быть здоров пожилой человек, – ответила София Петровна. – Нет, у нас, слава богу, всё в порядке. Верочка, Максим, дети – все здоровы. Мы с Верочкой вчера в церковь ходили, в магазин… Как у вас-то дела?
– У нас тоже все в порядке, – ответила Надежда, чувствуя, как пощипывают уголки глаз. Они с мамой давно не виделись, и Надежда очень боялась, что может больше не увидеть ее вовсе, хотя теперь и появилась надежда, что война скоро закончится и они, наконец-то, встретятся. – Все живы-здоровы, Вовка школу закончил, поступать в военное училище собирается.
– А сейчас он где? – спросила София Петровна.
– В Забойске, в общежитии, – машинально ответила Надежда.
София Петровна встревожилась:
– Вас что, опять обстреливают?
– Нет-нет, мамочка, – быстро ответила Надежда. – Тут вот какое дело – Виталику недавно дали лейтенанта…
– Дед бы им гордился, – в голосе Софии Петровны тоже послышалась гордость, – если бы дожил.
– А еще – он встретил девушку, круглую сироту. И отправил ее к нам… – Надежда остановилась, думая, как говорить дальше, чтобы маму еще больше не растревожить. – А рейсовый из Донецка задержался, и наша развозка уже уехала. Вот они и заночевали в Забойске, у Вовки там есть знакомая, у неё в общежитии компьютерный клуб…
– Тоже сирота, наверное? – спросила София Петровна. – Ты не думай, я за вашими делами слежу. В Забойске в общежитии сироты и беженцы… эх… сколько людей эта треклятая Украина оставила вдовами да сиротами. А как там старший Володя?
– На работе, – ответила Надежда без задней мысли.
– Значит, всё-таки стреляют, – резюмировала мать. – Так ты дома одна, выходит?
– Да нет, – ответила Надежда максимально нейтральным тоном. – Я у него в госпитале, помогаю понемногу.
– Значит, сильно стреляют, – вздохнула София Петровна, – ни дна им, ни покрышки.
– Стреляют, – решила не лукавить Надежда. – Сегодня нацисты пытались на прорыв пойти, но наши им вломили. Непонятно, чего они добивались – может, разве что войска, на Артёмовск и Соледар наступающие, замедлить хотели. В любом случае, не получилось – теперь драпают бандеры, куда глаза глядят. Но раненые есть. А знаешь, мне тут попало в руки несколько вскрытых солдатских писем, и мы с Катей – помнишь Катю-то?
– Ещё б не помнить, я с её теткой, тоже Катей, в школу ходила, – вздохнула София Петровна. – Тётка-то её померла за год до Майдана, чтоб им там всем пусто было… не видела всего этого, слава богу. Она потом пед закончила, учительницей была в Торезе. Учила детей русскому и украинскому языку, литературе… а пела-то как хорошо! И украинские народные, и русские, и казачьи… А Катя-то до сих пор завклубом?
– Да, – ответила Надежда. – И клуб у нас работает, библиотека при нём есть, кино возят из Донецка. Всё Катиными трудами. А теперь мы хотим музей солдатских писем там устроить.
– Дело хорошее, – согласилась София Петровна. – Правильное дело. Как прогоним бандеровцев, народ в наши края вернётся. И детки будут, и школы заработают. Будут в ваш музей экскурсии водить.
– Знаешь, что меня беспокоит? – спросила Надежда. – Я вот письма прочитала, а потом их авторов к Володе в госпиталь привезли. Уже четверых. Странно это…
– У твоей бабушки в войну так же было, – сказала София Петровна. – Ну, не так, конечно, а по-другому. Она чувствительная очень была, чуть что – в слёзы.