Сторож брата. Том 2 - Максим Карлович Кантор
Варфоламеев молчал. Василий надоел чиновнику.
— Правда, какие из урок солдаты, — рассуждал Василий. — Чтобы супругу утюгом тюкнуть, сил много не надо. Алкаши все, руки дрожат. Но кнопку нажать сумеют.
Варфоламеев не ответил.
— А вообще, — продолжал Василий, — алкаши — тоже солдаты. Смертники. Каждый день к ларьку идти за водкой — это как с гранатой на танк. Пить — мужская работа.
Ехали молча.
— Раздавим хохлов, — сказал Василий. — Подлость какая: чужим оружием с Россией воевать. Набрали себе французских пушек.
Еще через десять километров Василий сказал:
— А тех, кто сегодня из России убегает, их, я считаю, надо в розыск объявить и расстрелять.
— Пусть бегут, — сказал Варфоламеев. — Хотят — пожалуйста. А что уголовников отпускают — считаю, правильно. Так много ворья уехало, надо поправить городскую среду. Без воров нельзя.
— Не опасно, считаете?
— Ну-у-у. Не опаснее, чем при образованных ворах.
Стоило объявить спецоперацию и едва двинули войска на украинскую территорию, как подсуетилась русская интеллигенция, счастливцы успели в последний самолет, как врангелевцы — на уходящий из Севастополя пароход «Алмаз», карабкались по трапам последней надежды. Везучим удалось-таки улететь в Париж и Берлин, а те ротозеи, что замешкались, должны были лететь в Европу через Стамбул. Вот она, классическая русская эмиграция — и какая же русская эмиграция обойдется без Константинополя? Врангелевцы тоже через Константинополь бежали.
Кто-то добирался через Финляндию. Потом стало хуже: Европа отказалась выдавать русским гражданам визы, а те визы, что имелись, отменяла. Слабая надежда тлела в отношении балтийских стран — туда и кинулись, просачивались через Латвию в готическую Европу. Стратегия себя не оправдала: выяснилось, что прибалты ненавидят русских с особенным упорством — отказались пропускать русских через границу.
— И говорят: не смейте называть нас прибалтами! Вот ведь! — Василий, рассказывая, удивился.
Еще через десять километров шофер сказал:
— А как же их еще называть? Приебалты и есть! Прислужники у эсэсовцев.
Латыши уже много лет проводили показные парады ветеранов СС, служивших в латышском легионе. Борьбу СС с Россией считали подвигом, сейчас наступил момент истины — у всякого русского на границе спрашивали: готов он раскаяться за преступления своего позорного народа? Интеллигенты готовы были к раскаянию; но их все равно не пропускали. И это было крайне несправедливо! Неожиданным ударом обернулась политика Путина для Михаила Шпильмана, столь удачно реализовавшего недвижимость старухи Стацинской в городе Риге. Миллионы, полученные от старухиных домов, вложил Шпильман в рижские банки, но в одночасье потерял и визу в Латвию, и право пользоваться счетом. Михаил Шпильман даже встал на колени перед латышским пограничником и трижды поцеловал портрет Ульманиса, но бездушный солдат не принял документы, презрительно скривил губы под пшеничными усами: мол, раньше надо было портрет Ульманиса целовать. Также и архитектор Расторгуев переживал крах надежд на пике удачи — старуху Прыщову он фактически уговорил на продажу квартиры, ее соседа Романа Кирилловича арестовали — жилплощаль освобождалась волею Провидения. Оставалось реализовать квадратные метры и вывезти валюту; желательно в Италию. Задаток рассовал по карманам, списался с банком, оставалось пересечь границу. Расторгуев выложил на стол пограничников вырезки своих оппозиционных заметок, опубликованных в «Независимой газете», но итальянский карабинер смахнул вырезки на пол. Безумными глазами глядел Расторгуев, как очередь к паспортному контролю топчет газетные листы — выстраданные убеждения были в этих строчках, полных гражданской скорби. «Да как вы смеете?!» — возвысил свой голос Расторгуев, но осекся: роптать следовало тихо, чтобы не сердить новых хозяев. Демократически настроенные русские интеллигенты недоумевали: где логика? Бежим от кровавой диктатуры, мы же против злодея Путина, а вы нас не пускаете в Европу, обрекая на лишения. Граждане Европы отвечали с холодным презрением: а что ж вы не бунтовали? Значит, тоже виноваты. Несете ответственность за преступления Путина. Знаете, что такое «коллективная ответственность»? Ах, не знаете? Ну ничего, сейчас узнаете. И обрушился новый железный занавес.
— Так вы ведь тоже не бунтовали… — сказал унылый Михаил Шпильман латышскому пограничнику. Но черствый служака не способен был ни бунтовать, ни слышать возражений.
— Так и вы против Муссолини не бунтовали… — скорбно сказал архитектор Расторгуев на итальянской границе, — вас мафия освобождала вместе с американцами.
Пока Расторгуев говорил, он сам догадался, что с Россией происходит примерно то же самое, что с Италией — мафия вместе с американцами освобождает. И по всем границам обреченной державы слышались одинаковые диалоги:
— Как, нельзя российским интеллектуалам уехать в Европу?
— Никак нет; выяснилось, что вы — имперцы и азиаты.
— Как это? Как это? И потом: ведь везде были империи — и в Англии, и в Австрии, и в Испании…
— Вот англичане как раз первыми покаялись. А вы еще не каялись. На колени, азиаты!
Тогда интеллигенты кинулись в Азию: в Тбилиси и в Ереван, в Ташкент, в Алма-Ату и Астану. Тюбетейку на уши и прочь из России, где из каждого репродуктора несется призыв к войне. Корили себя, что не уехали прежде: но кто знал? Те, у кого была хоть тень возможности найти еврейскую родню, получали израильский паспорт. В эти месяцы набережная Тель-Авива походила на Патриаршие пруды в Москве: вот идет оппозиционный критик Джабраилов, вот светская львица Терминзабухова, вот непримиримый издатель Плескунов, вот блогер Гуглин.
Москва бросилась врассыпную. И то сказать, душно стало в Москве: дышать нечем. «Эхо Москвы» закрыли, аж до того дошло, что «Новую газету» закрыли, и кто же теперь нам будет всю правду рассказывать?
Но отыскались те, кто готов был рассказывать русскому народу правду. Патриотические журналисты, которых вольнодумцы и за людей не считали, захватили все посты. Кто мог предположить в интеллигентном Прокрустове (депутат Государственной думы, окончил Оксфорд, тоже из Камберленд-колледжа) такую звериную жестокость? С каким жестоким сладострастием глумился Прокрустов над уехавшим поэтом Зыкиным!
— Что, брат Зыкин? Помогли тебе проклятые ляхи?
И едко смеялся Прокрустов над беглым интеллигентом: Родина отвергла, а Запад не принял!
Вот оно, горе интеллектуала! Украинские политологи, вхожие в западные редакции, не давали спуску российским беглецам:
— Проверим: искренне ли раскаялся? На коленях стоял? Шо-то я не бачив, як вин на коленях стоит перед ненькой Украйной.
В былые годы российские интеллектуалы мечтали попасть в российские телевизионные шоу — популярность возрастала. В первые месяцы выстроилась очередь в гости на киевскую телепрограмму, вел ее советник украинского президента по фамилии Арестович. Русские либералы слушали, как он уничтожает миф о российской культуре, и просились в собеседники.
— На Западе давно не обсуждают, кто победит в этой войне: понятно, что победит Украина, — так говорил Арестович,