Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер

Так что даже сейчас машины согласны служить нам только в том случае, если мы будем служить им — причем то и другое сугубо на их условиях; стоит человеку эти условия не соблюсти, как машины тотчас останавливаются и либо с шумом ломаются, поражая обломками всех близстоящих, либо угрюмо замирают, отказываясь работать. Сколько людей живет в рабстве у машин? Сколько тех, кто всю жизнь, от колыбели до могилы, проводит, днем и ночью им прислуживая? Стоит лишь вспомнить о всё возрастающем числе тех, кто рабски к ним прикован, и тех, кто всю душу вкладывает в расширение и возвышение механического царства, как сразу становится ясно, что машины, используя нас, укрепляют свое господство.

Паровой двигатель требует пищи и поглощает ее, сжигая в топке, так же, как поглощает пищу человек; он поддерживает ее сгорание, нагнетая воздух, как поддерживает аналогичный процесс человек; ритмическое биение и циркуляция присущи ему, как и человеческому организму. Можно согласиться с тем, что человеческое тело — более разностороннее и изменчивое устройство, но ведь оно и гораздо древнее; дайте паровому двигателю хотя бы половину того времени, какое было в распоряжении человека, обеспечьте, чтобы в течение этого срока мы сохранили одержимость, с какой продолжаем его совершенствовать, — и чего только он не достигнет!

Есть, впрочем, у парового двигателя ряд функций и узлов, которые, вероятней всего, останутся неизменными даже много лет спустя и которые переживут использование пара, каковой может уступить место чему-нибудь иному. Пара цилиндр-поршень, шатун, маховое колесо и некоторые другие части машины, по-видимому, не подлежат отмене, как у человека и многих низших животных сохраняются неизменными сходные органы и принципы работы организма, позволяющие им есть, пить и спать; так, у животных есть сердце, вены и артерии, глаза, уши и носы; животные, как и мы, вздыхают (даже во сне), плачут и зевают; они волнуются за детенышей; им знакомы чувства удовольствия, боли, надежды, страха, гнева, стыда; они обладают памятью и способностью предвидения; они знают, в каком случае им грозит гибель, и боятся смерти так же, как и мы; они обмениваются мыслями, а иные действуют сообща, заранее обдумав общие намерения. Сравнивать сходства можно до бесконечности; я делаю это единственно потому, что кто-то может сказать: раз непохоже, что будут улучшены основные элементы конструкции парового двигателя, вряд ли он и в целом претерпит существенные изменения. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой: он наверняка будет преображен и приспособлен для достижения бесконечно разнообразных целей, как преобразился человек, дабы превзойти животных в навыках и умениях.

Между тем, очевидно, что кочегар — такой же повар для двигателя, как наши повара для нас. А углекопы, работающие в шахтах и карьерах, а углеторговцы, а поезда с углем и люди, ими управляющие, а суда-углевозы — ведь это же целая армия, которую машины заставляют на себя работать! Разве так уж невероятно предположение, что ныне число людей, занятых обслуживанием машин, куда больше числа тех, что служат непосредственно людям? Разве машины не едят, как люди? Разве мы своими руками не создаем преемников, к которым перейдет наше верховенство на Земле, — создаем, день за днем сообщая их устройству все больше красоты и тонкости, день за днем одаривая их всё новыми умениями и всё в большей мере наделяя саморегулируемой и самодействующей силой, которая со временем будет им служить лучше любого интеллекта?

А ведь способность кормиться — свойство для машины совершенно новое! Плуг, лопата, телега получают питание посредством человеческого желудка; топливо, которое пускает их в ход, должно сгореть в топке, находящейся внутри человека или лошади. Человек должен съесть сколько-то хлеба и мяса, иначе не сможет копать; хлеб и мясо суть топливо, приводящее в движение лопату. Если плуг влекут по пашне лошади, энергия берется из травы, бобов или овса, каковые, будучи сожжены в брюхе у животного, дают ему силу, необходимую для работы; без этого топлива работа прекратится, так же как остановится двигатель, если пламя в топке погаснет.

Один ученый заявил: „Ни одно животное не обладает способностью производить механическую энергию, но вся работа, выполненная животным в течение жизни, и всё тепло, выделенное его телом, равно как тепло, какое может быть получено при сжигании сгораемых веществ, извергнутых его телом в течение жизни, и при сжигании останков животного, взятые вместе, составляют точный эквивалент теплу, какое может быть получено при сжигании пищи, которую животное потребило за жизнь, и того количества топлива, какое может сгенерировать столько же тепла, сколько и труп животного, сожженный немедленно после смерти последнего“. Если это так, как можно выдвигать против грядущей жизнеспособности машин возражение, что они, в нынешнем „детском“ состоянии, находятся, так сказать, на посылках у существ, которые сами не способны производить механическую энергию?

Однако главный пункт, служащий причиной для тревоги, таков: если в прошлом желудком для машин служили животные, то сейчас появилось много машин, имеющих желудки и поглощающих пищу самостоятельно. Это огромный шаг если не к одушевленности, то к чему-то столь ей близкому, чтобы от нашей жизни их уже не отделяло расстояние, большее, чем то, что отделяет животных от растений. И хотя человек должен остаться, в некоторых отношениях, существом высшего порядка, разве всё это не соответствует обычной практике природы, которая кое в чем отдает первенство животным, пусть в целом человек далеко их превзошел? Разве не позволила она муравью и пчеле сохранить превосходство над человеком в том, что касается организации жизни сообществ и распределения социальных ролей, птице — в отношении перелетов по воздуху, рыбе — плавания, лошади — силы и скорости, собаке — способности к самопожертвованию?

Кое-кто из тех, с кем я беседовал на эту тему, говорил, что машины никогда не смогут достичь состояния одушевленности или квазиодушевленности, поскольку у них нет репродуктивной системы, и непохоже, чтобы она у них когда-нибудь появилась. Если имеется в виду, что машины не могут вступать в брак и что мы, наверняка, сколько б о том ни мечтали, не увидим способный к деторождению союз двух паровых двигателей, равно как и юных отпрысков пары, играющих у входа в цех, — готов согласиться. Но это не слишком глубокое возражение. Никто не ожидает, что все черты ныне существующих форм будут