Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Приезд Николая II в Могилев положил конец Великому отступлению. Если не благодаря государю, то во многом при его участии летняя кампания 1915 года завершилась не так, как лето 1812-го.
ХI
На исходе августа русская армия напоминала измордованного, зажатого в угол боксера, у которого хватает сил только на то, чтобы кое-как прикрывать голову и ребра от сокрушительных ударов противника. Генерал Алексеев сообщал в письме сыну: «У меня мало людей, еще меньше офицеров и еще меньше патронов». По его утверждению, лишь семь солдат из десяти в действующей армии были вооружены винтовками.
Потери в живой силе достигли ужасающих размеров. В ходе летней кампании (май—август) русская армия теряла ежемесячно только пленными 200 000 человек и еще почти столько же убитыми и ранеными. Осенью 1915 года Янушкевич сообщал Сухомлинову: «Армии 3-я и 8-я растаяли… Кадры тают, а пополнения, получающие винтовки в день боя, наперебой сдаются…». Огромный мобилизационный запас в 10 миллионов резервистов не мог поправить дело, так как на весь русский фронт, растянувшийся от Ревеля до Черновиц, имелось менее миллиона винтовок[120]. В результате, при необъятных людских резервах, теоретически способных покрыть любые потери, действующая армия к концу лета 1915 года насчитывала всего 870 000 человек – вдвое меньше, чем в начале войны. В качественном отношении это были уже не профессиональные воины, а вооруженное крестьянское ополчение. 24 августа военный министр Поливанов сообщал в Главное управление Генерального штаба, что пополнения «…в большинстве случаев совершенно не соответствовали своему назначению ни по полученной ими боевой подготовке, ни… по воспитанию и развитию в них чувства воинского долга».
Генерал Нокс был обеспокоен деморализацией русской армии: «Нельзя не поражаться тому, что многие из выдающихся начальников настолько подавлены убеждением в техническом превосходстве немцев, что считают, что немец «все может»… Среди солдатской массы было много случаев сдачи в плен и дезертирства в тыл. Предпринимаемые строгие меры наказания, по-видимому, мало действительны… Число заболевших громадно. Отыскиваются всякие предлоги, чтобы уйти в тыл. Среди солдат распространяется убеждение, что не стоит драться, раз везде бьют».
И все же в немецком штабе Восточного фронта были недовольны стратегическим итогом летней кампании. Надежды на окружение четырех русских армий в польском «мешке» не оправдались. Русское командование осуществило планомерный отвод войск, удержав фронт. За исключением гарнизона Новогеоргиевска, ни один русский полк не был окружен. Гинденбург откровенно писал Фалькенгайну, что «операция на востоке, несмотря на прекрасное проведение Наревского удара, не привела к уничтожению противника. Русские, как и следовало ожидать, вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении». Германский план разгрома вооруженных сил России был сорван. Боевые действия на Восточном фронте весной-летом 1915 года обошлись Германии почти в 360 000 человек убитыми, ранеными и пленными; потери Австро-Венгрии были приблизительно на треть больше.
Фалькенгайн, в пику Главнокомандующему на Востоке, выражал удовлетворение достигнутыми успехами. Огромные потери русских армий, оставление ими Польши, Галиции и западных областей Прибалтики, – все это, по его мнению, указывало на то, «что противник… уже решительно разбит» и надолго потерял «возможность серьезно угрожать Австро-Венгрии». Однако и он вынужден был признать, что летние операции «не достигли вполне своей цели».
Этот вывод был тем более неприятен, что Центральные державы уже сосредоточили против России – Германия около половины, а Австро-Венгрия почти 80% своей военной мощи. Русский фронт поглощал весь прирост силы Центральных держав. Если в самом начале войны они выставили против России 42 пехотных и 13 кавалерийских дивизий (против Франции – 80 пехотных и 10 кавалерийских дивизий), то к осени 1915 года на русском фронте было стянуто уже 116 пехотных и 24 кавалерийских дивизии союзников (почти 40% из них – германские), тогда как на Западе по-прежнему стояла 91 дивизия. Русский фронт сделался главным фронтом войны.
Анализируя сложившуюся обстановку, германское руководство Восточным фронтом сочло, что новый решительный прорыв возможен только на левом фланге, со стороны Ковно, где позиции русских были наиболее слабы. 13 августа Гинденбург потребовал от Фалькенгайна усилить прибалтийский участок фронта свежими подкреплениями. «Я подчеркиваю еще раз, – говорилось в докладе Главнокомандующего на Востоке, – что в наступлении моего левого крыла против тыла и сообщений противника я вижу единственную возможность его уничтожения. Такое наступление, вероятно, еще и теперь является единственным средством избежать нового похода, если только это уже не поздно».
У Фалькенгайна были другие виды на дальнейший ход кампании 1915 года. Его беспокоили поступавшие в Генштаб разведданные о готовящемся наступлении французов в Шампани. Поэтому кампанию на Востоке он считал фактически законченной, тем более что, по его убеждению, возможности для новых крупных наступательных операций здесь были исчерпаны. Гинденбургу было «указано на то, что не признается возможным окончательно уничтожить того врага, который крепко решил уступать, не считаясь с размером жертв людьми и территорией, раз он поставлен под серьезную угрозу, и у которого в распоряжении имеется необъятная Россия».
Исходя из этих соображений, левый фланг германских войск был укреплен всего тремя дивизиями, освободившимися после падения Новогеоргиевска. Претерпела изменение и стратегическая цель задуманной Гинденбургом операции. Вместо «уничтожения» русского фронта перед левым германским флангом была поставлена более скромная задача окружения и разгрома одной только русской 10-й армии в Литве.
Роль ударного кулака отводилась 10-й армии генерала фон Эйхгорна. На ее флангах действовали Неманская армия генерала фон Белова и 8-я армия генерала фон Шольца. Вся германская группировка насчитывала около 300 000 штыков и почти 15 000 сабель.
Защищавшая Вильно 10-я армия генерала Радкевича имела в своем составе 116 000 человек. Обороне этого города русское командование придавало особое значение, так как Вильно был крупным транспортным узлом, связывающим пять железных дорог, которые имели исключительное оперативное значение для рокировки войск. Севернее 5-я армия генерала Плеве (55 000 человек) прикрывала Двинское направление.
Разведданные о сосредоточении немцев в междуречье Немана и Западной Двины поступали в Ставку с середины августа. Ввиду отсутствия свежих пополнений армию Радкевича можно было подкрепить только частями, снятыми с других участков фронта. Но генерал Алексеев вплоть до начала сентября противился снятию войск с польского направления, которое он по-прежнему считал главным. Лишь вступив в должность начальника штаба Ставки, буквально за два дня до начала германского наступления, он распорядился приступить к переброске в район Вильно частей 1-й армии генерала Литвинова (107 000 человек) и 2-й армии генерала Владимира Васильевича Смирнова (54 000
