Песня жаворонка - Уилла Кэсер
Аромат кофе и бекона примешался к запаху подсыхающих мокрых кедров, и Фред позвал Тею. Они уселись в дверном проеме его кухни, так что спину им грело тепло горящих угольев, а лица — солнечный свет, и начали завтракать. Между собой они поставили толстые кофейные чашки миссис Бильтмер и бутылку со сливками, а кофейник и сковородку оставили на углях, чтобы не остывало.
— Я уже боялся, ты вообще передумаешь, когда ты ползла с этим фонарем. Я не мог вытянуть из тебя ни слова.
— Я знаю. Я замерзла, проголодалась и не верила, что наступит утро. А тебе совсем не было не по себе?
Фред прищурился над дымящейся чашкой.
— Ну, я никогда не обожал вставать до рассвета. Мир в это время выглядит необустроенным. Когда я первый раз развел огонь и как следует на тебя посмотрел, то подумал, что захватил не ту девушку. Бледная, мрачная — ты была ужасна!
Тея откинулась в тень каменного жилища и погрела руки над углями:
— Да уж, мрачновато было. Какие теплые эти стены, по всему периметру, и твой завтрак такой вкусный. Теперь со мной все хорошо, Фред.
— Да, теперь с тобой все хорошо. — Фред раскурил сигарету и критически оглядел Тею, когда она снова высунула голову в солнечные лучи. — С каждым утром ты становишься капельку красивее, чем была накануне. Я любил бы тебя в любом случае, даже если бы ты не вырастала в одну из прелестнейших женщин, каких я видел в жизни, но ты в таковую вырастаешь, и это факт, отмахнуться от которого невозможно.
Он наблюдал за ней сквозь тонкую струйку дыма, которую выпускал из уголка рта.
— Что ты собираешься делать со всей этой красотой и талантом, мисс Кронборг?
Она снова отвернулась к огню.
— Не знаю, о чем ты говоришь, — пробурчала она с неловкостью, не скрывающей, что его слова ей приятны.
Оттенбург тихо рассмеялся.
— О, прекрасно знаешь! Лучше всех на свете! Ты из тех, кто не выкладывает карты на стол, но иногда, как и все остальные, выдаешь себя. Знаешь, я решил, что ты никогда ничего не делаешь без тайного мотива. — Он бросил сигарету, вытащил кисет с табаком и начал набивать трубку. — Ты катаешься верхом, фехтуешь, ходишь, лазаешь по горам, но я знаю, что все это время ты мысленно куда-то движешься. Все эти занятия лишь инструменты, и я тоже инструмент.
Он поднял глаза и успел перехватить быстрый, встревоженный взгляд Теи.
— О, меня это не беспокоит, — усмехнулся он, — ни капельки. У каждой женщины — у каждой интересной женщины — есть скрытые мотивы, и у многих — менее достойные, чем твои. Меня забавляет твое постоянство. Ты, должно быть, занималась любимым делом еще в колыбели.
Тея медленно подняла взгляд на добродушное лицо спутника. Его глаза, в городе порой чересчур беспокойные и полные сочувствия, стали уверенней и ясней на открытом воздухе. Короткая кудрявая борода и желтые волосы порыжели на солнце и ветру. Приятный энергичный облик Фреда всегда нес Тее радость: человек, с которым можно перекинуться только вам двоим понятными сигналами и вместе посмеяться в мире всеобщей унылости. С Фредом она никогда не стояла на мертвой точке. В воздухе всегда была жизнь, что-то всегда приходило и уходило, в чувствах и действиях был ритм — более сильный, чем естественная гармония юности. При виде Фреда, прислонившегося к прогретой солнцем стене, Тее захотелось быть с ним откровенной. Она не сдерживала ничего намеренно. Но, с другой стороны, не могла пересилить то, что сопротивлялось и не хотело быть высказанным.
— Да, в детстве так и было, — наконец сказала она. — Мне приходилось все время закрываться, как ты говоришь, или идти ко дну. Но я не знала, что закрывалась с тех пор, как появился ты. У меня не было причин для этого. Я думала только о том, как бы хорошо провести время с тобой. Я просто плыла по течению.
Фред выпустил струйку дыма в ветерок и взглянул с видом превосходства.
— Да ты плывешь, как пуля из винтовки, моя дорогая. Мне больше всего нравится твое… направление. Большинство кавалеров этого не оценили бы, знаешь ли. Я необычный.
Оба рассмеялись, но Тея нахмурилась с вопросительным видом:
— Почему большинство не оценили бы? Я нравилась многим.
— Да, серьезным типам. Ты сама говорила мне, что они все были старые либо степенные. Но молодые и веселые хотят быть твоей единственной целью. Они сказали бы, что ты вся — ум и мускулы, что у тебя нет чувства.
Она искоса взглянула на него:
— Ах вот, значит, как они сказали бы?
— Конечно, — безмятежно продолжал Фред. — У весельчаков отсутствует воображение. Они хотят быть животворящей силой. Они хотят, чтобы, когда их нет рядом, девушка сразу… вымирала. — Он махнул рукой. — Старики вроде мистера Натанмейера понимают твой типаж, но что до молодых, то тебе просто повезло найти меня. И даже я не всегда был так мудр. Когда-то я думал, что быть богом Аполлоном в уютной квартирке мне никогда не надоест, и даже потратил кое-какие деньги, чтобы убедиться в своей ошибке. Все становится утомительно, если не связано с какой-то идеей. Именно потому, что мы приходим сюда не только смотреть друг на друга и пить кофе, нам так приятно… смотреть друг на друга.
Некоторое время Фред молча курил трубку, изучая задумчивость Теи. Тея смотрела вверх на дальнюю стену каньона с озабоченным выражением, от которого глаза сузились, а рот стал жестким. Ее руки лежали на коленях одна поверх другой, пальцы переплетались.
— Допустим, — наконец вымолвил Фред, — допустим, я предложу тебе то, что большинство знакомых мне молодых людей предложили бы девушке, из-за которой не спят ночами: уютную квартиру в Чикаго, летом палатку в лесу, музыкальные вечера и возможность родить и растить детей. Это тебя привлекло бы?
Тея выпрямилась и тревожно впилась глазами в его глаза.
— Какой ужас! — воскликнула она.
Фред откинулся спиной на древнюю каменную кладку и расхохотался от души:
— Ну, не пугайся. Я не буду этого предлагать. Ты не из тех птичек, которые вьют гнезда. Ты знаешь, мне всегда нравилась
" alt="Уилла Кэсер - Моя Антония">
