Песня жаворонка - Уилла Кэсер

каменной площадки, напряженно глядя вслед сильному рыжеватому летающему телу. О орел из орлов! Дерзновение, свершение, желание, овеянное славой стремление человеческого искусства! Из расселины в сердце мира она приветствовала орла… Он происходил из той же глубины времен: когда люди жили в пещерах, он уже был. Исчезнувший род — но вдоль троп, в ручье, под раскидистыми кактусами все еще поблескивали на солнце осколки их хрупких глиняных сосудов, фрагменты их дерзновения.

VII

Со дня приезда Фреда он и Тея ни дня не сидели на месте. Они отправлялись верхом далеко в навахские сосновые леса, покупали бирюзу и серебряные браслеты у бродячих индейских пастухов и по малейшему поводу проезжали двадцать миль до Флагстаффа. Тея впервые в жизни испытывала такое приятное волнение из-за мужчины и обнаружила, что очень старается понравиться юному Оттенбургу. Она никогда не уставала, никогда не скучала. Пробуждение по утрам и одевание, ходьба, езда верхом, даже сон теперь доставляли ей особую радость.

Как-то утром, в семь часов, выйдя из своей комнаты, Тея обнаружила Генри и Фреда на крыльце. Они смотрели на небо. Было уже жарко и ни ветерка. Солнце палило, но на западе нависали тяжелые бурые тучи, словно дым от лесного пожара. Тея с Фредом в это утро собирались проехаться до Флагстаффа, но Бильтмер отсоветовал, предсказывая грозу. После завтрака они слонялись по дому, дожидаясь, когда погода определится. Фред привез гитару и, поскольку столовая была в их распоряжении, заставил Тею пропеть с ним несколько песен. Они увлеклись и продолжали, пока миссис Бильтмер не пришла накрывать на стол к обеду.

Оттенбург знал кое-какие из мексиканских песен, которые когда-то пел Испанец Джонни. Тея никогда прежде не рассказывала ему об Испанце Джонни, и он, похоже, больше заинтересовал Фреда, чем доктор Арчи или Вунш. После обеда молодым людям уже не сиделось в доме на ранчо, и они убежали в каньон практиковаться в фехтовании на палках. Фред захватил плащ-дождевик и свитер, а Тею заставил надеть одну из непромокаемых шляп, висевших в оружейной комнате Бильтмера. Пока они пересекали пастбищные угодья, неуклюжий плащ все время цеплялся за шнуровку гетр Фреда.

Может, снимешь эту штуку? — спросила Тея. — Я не буду возражать против небольшого душа. Мне и раньше случалось промокнуть.

— Лучше не рисковать.

Из каньона они не могли наблюдать за небом, поскольку оттуда виднелась лишь узкая полоска зенита. Плоская площадка около сторожевой башни была единственным ровным местом, достаточно большим для упражнений с палками, и они все еще тренировались, когда часа в четыре между утесами прогремел оглушительный раскат грома и атмосфера вдруг сгустилась.

Фред засунул палки в расселину скалы.

— Вот и началось. Пойдем-ка в твою пещеру, там есть одеяла.

Он взял Тею под локоть и поспешил по тропе мимо пещерных жилищ. Они преодолели полмили быстрым шагом, и за это время скалы, небо и воздух между утесами приобрели мутно-зеленый оттенок, похожий на цвет мохового агата. Достигнув устланного одеялами каменного жилища, Фред и Тея взглянули друг на друга и рассмеялись. Их лица стали зеленовато-бледными. Даже волосы Теи отсвечивали зеленым.

— Здесь темно, как ночью! — воскликнул Фред, когда они торопливо переступили древний каменный порог. — Но тепло. Камни сохраняют жар. Снаружи будет ужасно холодно, это точно.

Его прервал оглушительный раскат грома.

— Ничего себе эхо! Хорошо, что ты не боишься. Но наблюдать происходящее стоит снаружи. Пока не обязательно заходить внутрь.

Зеленоватый свет все сильнее мутнел. Мелкая растительность совсем потускнела. Юкки, кедры и piñons стояли темные и неподвижные, будто бронзовые. Стрижи, тревожно щебеча, взмыли ввысь. Даже осины перестали дрожать. На глазах у Фреда и Теи, наблюдающих из дверного проема, свет сменился на багровый. Клубы темных паров, похожих на хлорный газ, начали спускаться от устья каньона и повисли между ними и пещерными жилищами на противоположном утесе. Юноша и девушка не успели оглянуться, как и сама стена пропала из виду. Воздух выглядел прямо-таки ядовитым и с каждой минутой становился все холоднее. Гром, казалось, ударялся сначала в один утес, потом в другой и наконец с воем исчезал в глубине каньона.

Тут хлынул дождь и вытеснил пары вниз. Вода низвергалась потоками, обрушиваясь с высоких нависающих утесов. Она вырывала напрочь осины и кустики черемухи и оставляла юкки висеть на жестких корнях. Только крохотные кедры стояли черные и недвижные под падающими с такой высоты потоками.

В каменную комнату потоки проникали через дверной проем и наполняли воздух водяной пылью. Тея вжалась в дальнюю стену и завернулась в одеяло, а Фред набросил на нее другие одеяла, потолще. Овечья шерсть работы навахо, непроницаемая для сырости, быстро согрелась теплом тела. Волосы, свисающие из-под клеенчатой шляпы, впитывали влагу, как губка. Фред надел дождевик, обвязал шею свитером и уселся по-турецки рядом с Теей. В убежище было так темно, что он едва различал очертания ее головы и плеч, но лица не видел. Он зажег спичку, чтобы раскурить трубку. Когда он прикрыл огонек ладонями, тот зашипел, захлебываясь, отбрасывая на Тею и ее одеяла желтый мерцающий отблеск.

— Ты похожа на цыганку, — сказал он, роняя спичку. — Может, ты предпочла бы не со мной оказаться взаперти, а с кем-нибудь еще? Нет? Точно уверена?

— Думаю, что уверена. Разве тебе не холодно?

— Не особенно.

Фред некоторое время молча курил, слушая рев воды снаружи.

— Может так получиться, что мы не сразу отсюда выберемся, — заметил он.

— Меня это не слишком смущает. А тебя?

Он мрачно рассмеялся и затянулся трубкой.

— Ты соображаешь, что происходит, мисс Тея Кронборг? — сказал он наконец. — Ты здорово завела меня, ты не можешь этого не понимать. У меня было много подружек, но я никогда прежде не был так… поглощен. Что ты собираешься с этим делать?

Под одеялами молчали.

— Ты намерена играть честно или это подсказка суфлера, что мне пора уйти со сцены?

— Я буду играть честно. Не понимаю, почему ты хочешь уйти.

— Зачем тебе, чтобы я был рядом? Развлекаться?

Тея высунулась из-под одеял.

— Зачем мне? Для всего. Не знаю, люблю ли я тебя в том смысле, что люди называют любовью. В Мунстоуне это означало сидеть по вечерам в гамаке с кем-то. Я не хочу сидеть с тобой в гамаке, но хочу почти все остальное. О, сотни разных вещей!

— Если я сбегу, ты уедешь со мной?

— Не знаю. Мне надо подумать. Возможно.

Она высвободилась из кокона и встала:

— Дождь немного стихает. Может, отправимся прямо сейчас? Пока доберемся до Бильтмеров, уже стемнеет.

Фред зажег еще одну