Наваждение. Тотемская быль - Александр Владимирович Быков
Аленка сошла с дровней и тихонько, стараясь попасть ногой на узкую тропку пошла к домам. Возница укатил дальше.
Вот и родительский дом. В зимовке свет. Аленка вдруг поняла, что хочет в тепло и очень голодна. Она дернула за щеколду и вошла в двери.
– Аленушка, деточка! – мать всплеснула руками, увидев на пороге дочь, – откуда ты?
– Из Павлецова.
– В гости? А Федор где, коней распрягает? Не слышно что-то.
– Я одна, матушка.
– Как одна, далече же? Сколько до Павлецова, смекаю, верст пятнадцать будет, не меньше.
– Шла целый день, устала, хорошо возница подвез, а то бы замерзла на дороге.
– Что ж ты так, милая?
– Сбежала я, матушка, от мужа-супостата.
Аленка вытерла слезы и стала рассказывать матери про свои беды-несчастья. Та верила и не верила. В жизни случалось всякое, мужики поколачивали своих жен в сердцах, бывало, и кнутом потчевали, но чтобы так, и для блудного дела! Такого она не помнила.
– Живи пока дома, доченька! – Мать Аленки не знала, что еще сказать несчастной молодухе. – Не объявится Федор, останешься тут, объявится – будем рядить, как дальше быть делу.
* * *
Федор появился на третий день, приехал в красивых расписных санях, ради такого дела запряг лучшего воронка. На нем была камчатая рубаха, широкий пояс. Чтобы вся басота была видна, он нарочно расстегнул тулуп.
– Собирайся, – по-хозяйски сказал жене, – погостевала и хватит.
– Ты, зятек, в моем доме, тут я сама знаю, что делать, и всем управляю, – ответила ему мать Аленки.
– Да я, матушка, это так, к слову сказал, я за женой приехал, соскучился.
– Приехал – заходи, ответ держать будешь, почему Аленку не бережешь? Я ее выдавала, добра желала и легкой жизни. А ты, супостат, бьешь ее, сильничаешь и позоришь.
– Она сама себя позорит со своими снами.
– А что такое?
– Ты расскажи матушке, – обратился Федор к Аленке, – кто к тебе во сне приходит, может, тогда и поймет она, пошто я тебя плетью потчую.
Мать посмотрела на дочь:
– Говори все без утайки!
Аленка испуганно огляделась по сторонам, села на лавку в угол и поведала матери о том, кто являлся к ней во сне.
– Ну и что такого, – сказала та подбоченившись, – этот, который являлся, что – с хвостом был или с рогами?
– Нет, справный молодец.
– Так с чего вдруг решили, что это нечистый? Может, это архангел Михаил приходил? Он, гляди, тоже кудреват, не веришь, поди к нам в церкву, найди образ святой, он это, и думать нечего. А уж поскольку он архангел, то и пусть ходит, он от нечистой силы как раз и оборонить может.
Федор, потрясенный, молчал.
– Поехали, Аленка, до дому, – просяще сказал он, – тятя гневается, велел тебя вернуть, а чтобы забыть все, прислал подарки.
Федор вышел из избы, достал из саней куль, в котором оказалась баранья нога, и подал его матери Аленки.
– Не побрезгуй, прими гостинец.
– Ну разве потому что от свата, – добродушно – ворчливо сказала Аленкина мать.
Зимой мясо всегда в радость, можно есть потихоньку, хранить в леднике. Овец держали далеко не в каждом дворе, и мясо баранины ценилось выше говядины или свинины.
После обеда, немного передохнув, молодые отправились восвояси. Мать Аленки велела Федору побожиться перед образами, что он больше не станет жену бить и никакого содому не допустит, иначе грозила пожаловаться архиерею. Федор с легким сердцем перекрестил лоб и клятвенно обещал больше не безобразничать.
– Я вскорости приеду проведаю дщерь свою, как живется ей у тебя, и коли будет поруха какая – заберу ее взад.
Той же ночью Федор хотел было обнять жену, но Аленка оттолкнула его.
– Изыди, постылый, не хочу с тобой спать рядом.
– Так ты жена мужняя, должна слушать хозяина!
– Не хозяин ты мне больше, противно видеть тебя, чувствовать дух твой, голос твой слышать не могу.
– Что же раньше могла?
– Теперича не то, что давеча.
– Ты что, сильна учинилась, против законного мужа идешь? Ах ты!
Федор замахнулся на Аленку. Та увернулась из-под удара и бегом к двери.
– Батюшка, матушка, убивают!
На крик сбежались Шиховы старшие. Федор стоял, опустив голову.
– Не с ума ли ты спятила, – завела разговор Маринка Шихова, – среди ночи народ пужать!
– Он меня бить хотел, обещал же не трогать.
– Федька, сукин сын, опять за старое, сейчас я тебе угощу, – взорвался Дружина Шихов, – юшкой харкать станешь!
– Не трожь Федю, – повисла у мужа на руке Маринка, – она, змеюга, виновата во всем, ложа законного с ним имать не хочет, все об этом, о своем нечистом поди думает.
– Это архангел, – с вызовом ответила свекрови Аленка.
– Много ты понимаешь, дурочка маломожная[15], с чего бы это архангел и к тебе?
– Матушка так сказала, в Усть-Печеньге в храме образ есть архангела Михаила, ликом прекрасен и власами кудряв, он и есть, больше некому.
– Ишь ты, как повернула, – покачала головой Маринка, подумала и вдруг произнесла, как отрубила:
– Не может архангел без божьего соизволения так делать, а бес может, значит, он и есть, думать нечего.
С той ночи Федор опять стал спать на лавке. Аленку он не трогал, но по всему было видно, что затаил против нее недоброе. Свекровь тоже не разговаривала с невесткой, только если по нужде, и то с надрывом. И только Дружина Шихов обращался со снохой, как с родной дочерью, и иногда даже называл ее Аленушкой.
Однажды он спросил Аленку, не хочет ли она съездить в Усолье-Тотемское посмотреть, как соль варят. Невестка, не раздумывая, согласилась.
На другой день, заложив возок и наполнив сани товаром, Дружина отправился в Тотьму, прихватив с собой и Аленку. Маринка Шихова возражала, но кто ж ее будет слушать, глупую деревенскую бабу?
Соль-Тотемская была большой пригородной деревней, стоявшей на соляных скважинах. Местные и пришлые мужики трудились на добыче рассола, поднимали его на поверхность, переливали бадьями в огромные железные црены[16] и выпаривали на огне соль.
Труд тяжкий, к тому же все скважины хозяйские: которые купцов тотемских, которые монастырские. Работные люди за свой труд в день получали кто копейку, кто две, некоторые, особо сильные и ловкие, зарабатывали алтын. С алтыном в кармане жизнь в Тотьме не худа. Без еды и вина не останешься. Если вести степенную жизнь, то и скопить денег можно.
Дружина выменял свой товар на соль, подвел Аленку к црену, рассказал как её добывают. Они уже хотели было вертаться назад, как вдруг услышали, как народ стал шептаться:
– Максимушко
