Песня жаворонка - Уилла Кэсер

Бауэрс кивнул:

— Мне тоже. Он не певец. Он пивной принц: сын крупного пивовара из Сент-Луиса. Он был в Германии с матерью. Я не знал, что он вернулся.

— Он берет уроки?

— Время от времени. Он довольно неплохо поет. Возглавляет чикагский филиал бизнеса Оттенбургов, но не может усидеть на месте и вечно сбегает. Говорят, он отлично разбирается в пиве. Его называют деловым человеком с воображением; он ездит в Байрёйт, а там вроде бы только и делает, что закатывает вечеринки и тратит деньги, но привозит с собой столько хороших идей для пивоварни, сколько парни, сидящие на месте, не родят и за пять лет. Я уже немолод, и меня не сильно впечатляют надутые юнцы в узорчатых жилетах, но Фред мне все равно нравится.

— Мне тоже, — решительно сказала Тея.

Бауэрс не то кашлянул, не то хохотнул:

— О, он настоящий сердцеед! Девушки всегда строят ему глазки. Вы будете не первой.

Он бросил несколько нотных листов на рояль.

— Вот, ознакомьтесь: аккомпанемент сложноват. Это для новой женщины из Детройта. И миссис Прист придет сегодня днем.

Тея вздохнула:

— «Я знаю, мой Спаситель жив»?

— Он самый. На следующей неделе она отправляется в концертный тур, и у нас будет передышка. До тех пор, видимо, придется гонять ее программу.

Назавтра Тея наспех пообедала в немецкой булочной и вернулась в студию в десять минут второго. Она была уверена, что молодой пивовар придет рано, до появления Бауэрса. Он не говорил, что придет, но вчера, уходя, с порога оглядел комнату и Тею, и что-то в его взгляде намекало на это.

И точно: в двадцать минут второго дверь приемной открылась и в студию с надеждой заглянул высокий крепкий молодой человек в английской шляпе и пальто-ольстере, с тростью в руке.

— Ага! — воскликнул он. — Я так и подумал, что, если приду пораньше, мне может повезти. И как же вы поживаете, мисс Кронборг?

Тея сидела на стуле у окна. Слева от нее стоял стол, и на этот стол молодой человек присел, держа в руке шляпу и трость, расстегнув длинное пальто так, что оно спадало с плеч. Он имел сияющий, цветущий вид. Волосы, густые и желтые, были очень коротко подстрижены, борода тоже подстриженная, но достаточно длинная на подбородке, чтобы слегка виться. Даже брови были густые и желтые, как овечье руно. Живые голубые глаза — Тея с большим интересом смотрела в них, пока он сидел, болтая и ритмично покачивая ногой. Он легко принимал с людьми фамильярный тон и не скрывал этого. Где бы вы ни встречали молодого Оттенбурга — у него в кабинете, на корабле, в отеле за границей или в купе поезда, — в его обращении всегда слышалась безыскусная бесцеремонность, неизменно располагающая к себе. Он как бы говорил собеседнику: «В данном случае можно отбросить формальности. У нас действительно мало времени. Это сегодня, но скоро настанет завтра, а тогда мы можем оказаться совсем другими людьми, в другой стране».

Он умел выводить собеседников из унылых и неловких ситуаций, из их собственной апатии, скованности или уныния. Это был яркий личный дар, почти неоценимый для представителя большого бизнеса, неразрывно связанного с общением между людьми. Тее он понравился вчера тем, как на несколько волнующих мгновений вытащил ее из скорлупы и из затруднений с немецкой грамматикой.

— Кстати, скажите мне, пожалуйста, ваше имя. Тея? О, вы и впрямь шведка! Я так и подумал. Позвольте мне называть вас мисс Тея, на немецкий манер. Вы не против? Конечно, нет!

Он обычно преподносил свою уверенность в особом взаимопонимании с собеседником как дань уважения собеседнику, а не себе.

— Как давно вы здесь, у Бауэрса? Вам нравится этот старый брюзга? Мне тоже. Я пришел рассказать ему о новом сопрано, которое слышал в Байрёйте. Он притворится, будто ему все равно, но это не так. Вы щебечете с ним? У вас есть хоть какой-нибудь голос? Честно? По вам видно, знаете ли. На что вы нацелились, на что-то большое? На оперу?

Тея покраснела до корней волос.

— О, я ни на что не нацеливаюсь. Я пытаюсь научиться петь на похоронах.

Оттенбург подался вперед, в глазах блеснула лукавая искорка:

— Я приглашу вас спеть на моих. Вы меня не проведете, мисс Тея. Могу я послушать ваш сегодняшний урок?

— Нет, не можете. Я уже позанималась сегодня утром.

Он взял свернутые в трубку ноты, которые лежали позади него на столе:

— Это ваше? Я хочу посмотреть, что вы делаете.

Он отстегнул зажим и начал перебирать песни:

— Все очень мило, но пресно. Зачем он дает вам эти моцартовские вещи? Не думаю, что они подходят вашему голосу. О, я могу довольно точно угадать, что вам подойдет! Вот это из «Джоконды» больше в вашем стиле. А это что за Григ? Выглядит интересно. Tak for Ditt Råd. Что это значит?

— «Спасибо за совет». Вы не знаете эту песню?

— Нет, совсем не знаю. Давайте попробуем.

Он встал, толкнул дверь в музыкальную комнату и жестом пригласил Тею войти первой. Она замялась:

— Я вряд ли смогу дать вам хорошее представление об этой песне. Она большая.

Оттенбург мягко взял ее за локоть и подтолкнул в другую комнату. Небрежно сел за рояль и на мгновение вгляделся в ноты.

— Думаю, я смогу вам подыграть. Но как глупо, что нет немецких слов. Вы правда можете петь на норвежском? Совершенно адский язык для пения. Переведите мне текст.

Он протянул ей ноты. Тея посмотрела на них, потом на него и покачала головой.

— Не могу. По правде говоря, я не так уж хорошо знаю ни английский, ни шведский, а норвежский еще хуже, — доверительно сказала она.

Она нередко отказывалась делать то, о чем ее просили, но была не склонна объяснять свой отказ, даже когда имела вескую причину.

— Я понимаю. Мы, иммигранты, никогда не говорим ни на одном языке как следует. Но вы знаете общий смысл текста, верно ведь?

— Конечно, знаю!

— Тогда не хмурьтесь на меня так, а расскажите.

Тея продолжала хмуриться, но и улыбнулась. Она смущалась, но не стыдилась. Оттенбург ее не пугал. Он был не из тех, рядом с кем ее позвоночник превращался в стальной рельс. Напротив, он вдохновлял на приключения.

— Ну там что-то вроде такого: «Спасибо за совет! Но я предпочитаю направить свою лодку в шум ревущих волн. Даже если это путешествие станет для меня последним, может быть, я