Песня жаворонка - Уилла Кэсер

— Но если ваша собственная работа идет хорошо и вы знаете, что эти люди неправы, почему они вас так обескураживают?

Тея покачала головой:

— Сама не понимаю. Только, слушая их весь день, я выхожу оледеневшей. Почему-то от этого тускнеет все остальное. Публике нравится Джесси Дарси и ее штучки, тогда какой вообще смысл убиваться?

Миссис Харшаньи улыбнулась:

— Через этот забор нужно просто перемахнуть. Не расстраивайтесь из-за успеха дешевок. В конце концов, что у них общего с вами?

— Что ж, может, я бы и не расстраивалась, если бы у меня был учитель вроде мистера Харшаньи. Он был именно такой учитель, какой мне нужен. Пожалуйста, так и передайте ему.

Тея встала, и миссис Харшаньи снова взяла ее за руку:

— Мне жаль, что вам приходится проходить через период уныния. Вот бы Андор мог поговорить с вами, он так хорошо понял бы вас. Но мне хочется призвать: держитесь подальше от миссис Прист, Джесси Дарси и всех деяний их.

Тея невесело рассмеялась:

— Излишне призывать. У меня с ними совсем ничего общего. У меня хребет становится как стальной рельс, когда они рядом. Знаете, сначала они мне нравились. Их одежда и манеры так изысканны, а миссис Прист и в самом деле красива. Но теперь мне постоянно хочется сказать им, какие они глупые. Их следует поставить в известность, вам не кажется?

Мелькнула лукавая усмешка, памятная миссис Харшаньи. Тея пожала ей руку:

— Мне пора идти. Сегодня утром мне пришлось отдать свой час урока женщине из Дулута, которая приехала позаниматься, и я должна пойти и сыграть для нее «На могучих крыльях». Пожалуйста, передайте мистеру Харшаньи, что я считаю: оратория — самый подходящий жанр для надувательства.

Миссис Харшаньи задержала ее:

— Но он захочет узнать о вас гораздо больше. Вы свободны в семь? Тогда приходите сегодня вечером, и мы пойдем куда-нибудь поужинать, в какое-нибудь веселое место. Думаю, вам нужен праздник.

Лицо Теи просветлело.

— О да! Я с удовольствием приду, это будет как в старые добрые времена. Видите ли… — Она помешкала, смягчившись. — …я бы смирилась, если бы хоть одним среди них могла искренне восхищаться.

— А что Бауэрс? — спросила миссис Харшаньи, когда они подошли к лестнице.

— А он больше всего на свете обожает ловких фокусников и больше всего на свете ненавидит хороших артистов. Я всегда помню одно словцо мистера Харшаньи о нем. Он сказал, что Бауэрс — зачерствелая булка, забытая на тарелке.

Миссис Харшаньи резко остановилась на площадке у лестницы и решительно заявила:

— Я думаю, Андор ошибся. Не могу поверить, что это подходящая для вас обстановка. Она повредит вам сильнее, чем повредила бы большинству людей. Она совсем неправильная.

— Что-то точно неправильно! — крикнула в ответ Тея, грохоча вниз по лестнице на высоких каблуках.

II

Этой зимой Тея столько раз переезжала, что иногда по вечерам, выходя из студии Бауэрса на улицу, останавливалась и не враз припоминала, где сейчас живет и как туда добраться.

Въехав на новое место, Тея настороженно оценивала кровати, ковры, еду, хозяйку дома. Пансионы управлялись из рук вон плохо, и жалобы Теи порой принимали оскорбительную форму. Она ссорилась с одной квартирной хозяйкой за другой и двигалась дальше. Вселившись в новую комнату, Тея почти всегда проникалась к ней ненавистью с первого же взгляда и, еще не распаковав чемодан, начинала планировать поиски другого жилья. Она была капризна и высокомерна с соседями по пансиону, за исключением молодых людей: к тем она относилась с небрежной фамильярностью, которую они обычно неправильно понимали. Однако она им нравилась, и, когда покидала очередной дом после скандала, они помогали ей перевозить вещи и навещали после обустройства на новом месте. Но она переезжала так часто, что вскоре они переставали за ней следовать. Они не видели причин угождать девушке, которая под маской шутливости холодна, сосредоточена на себе и невпечатлительна. Они скоро начинали понимать, что она ими не восхищается.

Тея часто просыпалась ночью и недоумевала, почему так несчастна. Она бы поразилась, узнав, как сильно люди, с которыми она сталкивается в студии Бауэрса, способствуют ее упадку духа. Она никогда не осознавала тех инстинктивных стандартов, которые называют идеалами, и не знала, что страдает из-за них. Она часто ловила себя на том, что презрительно фыркает — например, в трамвае или расчесывая волосы перед зеркалом, — когда в голове всплывает чья-нибудь глупая реплика или надоевшая до смерти ужимка.

Тея не питала обычной человеческой снисходительности, терпимости к чужим недостаткам, по отношению к миссис Прист или Джесси Дарси. После одного из концертов Джесси восторженные отзывы в прессе и восхищенные комментарии, словно плавающие в воздухе студии Бауэрса, страшно огорчили Тею. Ее мучили не ревность и не зависть. Тея никогда не считала себя даже потенциальной конкуренткой мисс Дарси. Она — бедная студентка, изучающая музыку, а Джесси Дарси — популярная и балованная профессиональная певица. Миссис Прист, что о ней ни говори, обладала прекрасным, сильным, ярким голосом и впечатляющей внешностью. Она читала ноты посредственно, пела неточно и в своих ошибках всегда винила других, но хотя бы представляла собой материал, из которого можно сделать певицу. Однако публике Джесси Дарси, казалось, нравилась именно потому, что не умела петь: потому что, как они выражались, была «такой естественной и непрофессиональной». Ее исполнение называли безыскусным, ее голос сравнивали с пением птички. В обыденной жизни мисс Дарси была худощава и неуклюжа, с острым желтоватым лицом. Тея заметила, что непривлекательность мисс Дарси ставят ей в заслугу и говорят о ее некрасивости с умилением. Мисс Дарси пела тогда повсюду — нельзя было не слышать о ней. Ее поддерживали некоторые владельцы боен и Чикагская северо-западная железная дорога. Только один критик возвысил против нее голос. Тея сходила на несколько концертов Джесси Дарси. Впервые у Теи появилась возможность понаблюдать за капризами публики: певец живет только способностью раздразнить ее интерес. Тея увидела, что публике нравятся в мисс Дарси именно те качества, которых не должно быть у певицы, и особенно самоуспокоенность — клеймо заурядной личности. Казалось, к Джесси публика питала более теплые чувства, чем к миссис Прист: относилась к ней нежно и заботливо. Оказывается, Чикаго в конечном итоге не так уж отличается от Мунстоуна, а Джесси Дарси — это всего лишь Лили Фишер под другим именем.

Тея особенно не любила аккомпанировать мисс Дарси, потому что та не попадала голосом в ноты и нисколько этим не тяготилась. Сидеть