Песня жаворонка - Уилла Кэсер

Вечер за вечером он ходил слушать их, пытаясь воспроизвести на скрипке качество их тона. С тех пор его представление о струнах полностью изменилось, и на скрипке он всегда стремился к поющему, вибрирующему тону, а не к громкому и резковатому, тогда распространенному даже среди лучших немецких скрипачей. В более поздние годы он часто советовал скрипачам учиться пению, а певцам — игре на скрипке. Он сказал Харшаньи, что свое первое представление о качестве тона получил от Дженни Линд.

— Но, конечно, — добавил он, — самое главное, что я получил от Линд и Зонтаг, невозможно определить точно. Для впечатлительного мальчика их вдохновение было неоценимо. Они дали мне первое ощущение итальянского стиля… Впрочем, все, что они мне дали, не перечислить. В этом возрасте подобные влияния лепят человека. Я всегда считаю, что мое художественное сознание родилось именно тогда.

С тех пор Томас прилагал все силы, чтобы воздать искусству вокала то, чем сам был ему обязан. Он один мог добиться такого пения от хоров и работал усердно, как никто другой, чтобы поднять уровень пения в школах, церквях и хоровых обществах.

VII

На протяжении всего урока Тея чувствовала, что Харшаньи беспокоен и рассеян. Час еще не истек, когда учитель отодвинул стул и решительно сказал:

— Я не в настроении, мисс Кронборг. У меня кое-что на душе, и я должен поговорить с вами. Когда вы собираетесь домой?

Тея удивленно взглянула на него:

— Где-то в начале июня. После этого мистер Ларсен не будет во мне нуждаться, и новых денежных поступлений ждать неоткуда. Впрочем, этим летом я собираюсь много заниматься.

— А сегодня первое мая — Майский день. — Харшаньи подался вперед, оперев локти на колени и сцепив кисти посредине. — Да, мне надо поговорить с вами кое о чем. Я попросил у Мэдисона Бауэрса разрешения привести вас к нему в четверг, в ваше обычное время урока. Он лучший преподаватель вокала в Чикаго, а вам пора начать серьезно работать над голосом.

Тея сморщила лоб:

— Вы имеете в виду, брать уроки у Бауэрса?

Харшаньи кивнул, не поднимая головы.

— Но я не могу, мистер Харшаньи. У меня нет времени, и, кроме того… — Она покраснела и напряженно приподняла плечи. — …кроме того, я не могу позволить себе платить двум учителям.

Тея почувствовала, что реплика вышла чрезвычайно неловкая, и отвернулась к клавиатуре, чтобы скрыть смущение.

— Я знаю. Я не имею в виду, что вы будете платить двум учителям. Когда вы пойдете к Бауэрсу, я вам больше не понадоблюсь. Излишне говорить, что я не буду счастлив, потеряв вас.

Тея повернулась к нему, обиженная и рассерженная:

— Но я не хочу идти к Бауэрсу. Не хочу уходить от вас. В чем дело? Разве я недостаточно усердно работаю? Я уверена, что иные ваши ученики и вполовину не стараются так, как я.

Харшаньи поднялся на ноги.

— Не поймите меня неправильно, мисс Кронборг. Вы интересуете меня больше, чем все остальные ученики. Я много месяцев думал о том, что вам следует делать. С того самого вечера, когда вы впервые спели для меня. — Он подошел к окну, развернулся и снова направился к ней. — Я считаю, вы обязаны изыскать любые возможности для работы над своим голосом. Я пришел к этому решению не опрометчиво. Я изучал вас и все больше убеждался в этом, вопреки собственным желаниям. Я не могу сделать из вас певицу, поэтому поставил себе задачу найти того, кто сможет. Я даже советовался об этом с Теодором Томасом.

— Но что, если я не хочу быть певицей? Я хочу учиться у вас. В чем дело? Вы действительно думаете, что у меня нет таланта? Разве я не могу быть пианисткой?

Харшаньи расхаживал взад и вперед по длинному ковру перед ней.

— Девочка моя, вы очень талантливы. Вы могли бы стать пианисткой, хорошей пианисткой. Но раннее обучение такого пианиста, каким вы хотите стать, — это нечто грандиозное. У него не должно быть другой жизни, кроме музыки. В вашем возрасте он должен быть полным повелителем своего инструмента. Ничто никогда не сможет заменить эту раннюю подготовку. Вы прекрасно знаете, что ваша техника хороша, но она не выдающаяся. Она никогда не догонит ваш интеллект. У вас хорошие способности к работе, но нет склонности к учению. По своей природе, я думаю, вы не пианистка. Вы никогда не найдете себя. Вы бросите все силы на поиски, и, боюсь, ваша игра станет искаженной, эксцентричной. — Он откинул голову назад и пристально посмотрел на свою ученицу единственным глазом, которым иногда, казалось, видел глубже, чем все остальные двумя, словно одиночество глаза давало ему особые привилегии. — О, я наблюдал за вами очень внимательно, мисс Кронборг. Вы начали с такой малости и так многого достигли, и потому я загорелся желанием помочь вам. Я верю, что самая сильная потребность, заложенная в вас природой, — найти себя, проявиться как вы. Пока я не услышал ваше пение, я не знал, как вы намерены это сделать, но с каждым днем мне становилось все яснее.

Тея отвернулась к окну, жестко прищурившись:

— Вы хотите сказать, что я могу быть певицей, потому что мне не хватит мозгов быть пианисткой.

— У вас достаточно мозгов и таланта. Но для того, к чему вы стремитесь, нужно большее, нужно призвание. Так вот, я думаю, у вас есть призвание, но к пению, а не к фортепиано. Если бы вы знали… — он остановился и вздохнул, — …если бы вы знали, какой удачливой я иногда считаю вас. Для обладателя голоса дорога становится намного короче, награды достигаются легче. Подарив вам такой голос, сама природа сделала для вас то, на что потребовались бы многие годы за фортепиано. Возможно, обстоятельства вашего рождения не так уж и неудачны. Давайте поговорим откровенно. Я никогда раньше не вызывал вас на откровенность, уважая вашу сдержанность. Больше всего на свете вы хотите быть артисткой — это так?

Она отвернулась от него к клавиатуре. Ответ прозвучал сдавленно:

— Да, наверное.

— Когда вы впервые почувствовали, что хотите стать артисткой?

— Не знаю. Всегда что-то такое было.

— Вы никогда не думали, что будете петь?

— Думала.

— И как давно?

— Всегда, пока не пришла к вам. Это из-за вас я захотела играть на фортепиано. — Ее голос дрожал. — Раньше я только старалась себя убедить, что хочу этого, но притворялась.

Харшаньи потянулся к ней и поймал кисть безвольно свисающей руки. Сжал, как бы желая что-то подарить: