Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев
Секретари тщательно записывали, скрипя перьями, все сказанное, дабы после заседания представить бумаги на подпись дофину и тому, кто станет его опекуном. Выпрямившись было, писцы вновь склонились над листками: речь зашла о том, что более всего волновало умы даже невзирая на то, кто именно станет выполнять властные функции главы государства и кто войдет в регентский совет. И касалось это, в первую очередь, третьего сословия, которое не раз уже обращалось к королю с жалобами на непомерные налоги. Король отвечал старшинам городских цехов и представителям крестьянства, что в ближайшее время не в силах значительно сократить налоги, ибо это нанесет вред короне, вынужденной защищаться от врагов. Людовику возразили, что если убавить щедро выплачиваемые пенсии, да еще и не платить ежемесячно дать английскому королю, да плюс к тому сократить придворный штат, то налоги можно снизить вдвое, если не больше. Найдя доводы убедительными, король велел передать выборным представителям, что обещает подумать над этими предложениями и в самом скором времени дать ответ. Но ответа он так и не дал, а налоги вновь повысились, ибо требовалось платить швейцарцам, воюющим на стороне Франции против Империи. Если бы знал многострадальный французский народ, что спустя десять лет, в связи с начавшимися итальянскими походами, налоги… вновь возрастут! Правда, ненадолго: содержание армии в Италии ляжет на плечи местного населения.
Но все это будет не скоро; нынче же супруги де Боже пошли на уступки, дав слово значительно снизить налоги с 4 млн. ливров до 1,5. При этом власть хорошо понимала, что такое сокращение может ослабить действующую армию, однако не настолько, чтобы не разбить принцев, коли те решатся на вооруженное выступление. Как оказалось впоследствии, монархия сравнительно легко перенесла столь ощутимый удар по бюджету, ибо служилое дворянство жило не столько за счет жалованья, сколько благодаря доходам от собственных землевладений.
Далее на заседании речь зашла об опасности перемен: о том, чтобы не отстранять от должностей лиц, которые их занимают, и о том, чтобы, насколько это возможно, запретить занимать государственные должности лицам из простонародья. Анна высказала мысль, что все потрясения вызваны переменами, а это является злом; то и другое, по сути — людские пороки: алчность, зависть и гордыня. Церковь одобрила такое заявление, что прибавило дочери короля шансов на победу.
Кроме того, говорили о том, что короли являют собой образ Бога, ибо миропомазаны священным елеем; оппоненты утверждали, что короли являются лишь уполномоченными народа, под которым недвусмысленно подразумевалось второе сословие. Некий дворянин из Бургундии выступил даже против облеченных властью лиц королевской крови, заявив, что выборность королей — есть прерогатива его подданных. Традиционная риторика времен античности. Однако это устраивало супругов де Боже, ибо играло вовсе не на руку принцам.
Заседание Генеральных штатов продолжалось до марта 1483 года. В конце концов дофин устал. Он уже не понимал, чего от него хотят и нужно ли это, а когда соглашался на то или иное требование, просьбу или постановление, то первым делом смотрел на сестру, ища у нее одобрения или несогласия, затем — на Пьера Бурбонского. Потом, подождав, не скажут ли чего советники, поступал соответственно выражению лица сестры. В начале марта он, сославшись на недомогание, объявил, что покидает зал заседаний и вообще Тур, ибо всё здесь напоминает ему о недавней смерти отца.
Несколько дней спустя Генеральный совет принял решение прекратить заседания. Предложенные реформы, разумеется, не были приняты незамедлительно. Сроки выполнения их будут зависеть от внешней и внутренней политики, которую станут проводить Пьер и Анна де Боже. Их обоих и объявили регентами до того времени, когда юный Карл сможет самостоятельно управлять государством — до достижения им двадцатилетнего возраста. В регентский совет, помимо четы де Боже, входили герцоги Жан Бурбонский и Карл Ангулемский, мессир де Ком-мин, кардинал Балю, сеньоры де Сегре, де Ла Грютюз, дю Ша-тель и другие. Главой Совета был назначен Пьер де Бурбон.
Герцог Орлеанский, вопреки ожиданиям, не бесновался, доказывая свое право, и не посылал проклятия в адрес Генеральных штатов и на голову своей троюродной племянницы. Молча вскочив в седло, он поскакал в сторону Блуа, не замечая, что кое-кто из его свиты остался в Туре, чтобы затем, по прошествии нескольких дней, уехать вслед за дофином в Амбуаз.
Все принцы, включая сюда и потомков сицилийских королей из рода Валуа, после роспуска Штатов выглядели удрученными. Никто не ожидал такого поворота. Рассчитывая на то, что регентом объявят первого принца крови, они уже готовы были принять на себя обязанности правителей тех или иных земель, которыми, несомненно, одарил бы их регент. Еще бы, ведь ему нужны будут сторонники. А новые территории — это увеличение богатства, необходимого для развлечений: охоты, балов, турниров; для того, чтобы изысканнее одеваться и хвастать перед друзьями новыми победами над женщинами. И вдруг все разом рухнуло по вине этого короля-изверга, вздумавшего перед тем как на гроб ляжет крышка, пожелать, чтобы регентом стала его дочь! И пришло же ему в голову при этом позвать к себе этакую уйму людей! Докажи теперь, что этот кровопивец ничего не говорил!
И принцы призадумались: как им теперь подольститься к регентше или к ее супругу? Одновременно сторонники той и другой партии стали припоминать, не случалось ли нм когда-либо обидеть дочь короля своим небрежением или каким-то неблаговидным поступком, быть может, словом. Многие из тех, кто примкнул в свое время к партии герцога Орлеанского, увидев, что ветер подул в другую сторону, стали один за другим возвращаться на прежние позиции, ближе к аппарату власти. И то, что грелось в лучах этой власти, иными словами, находилось в фаворе, — тоже было немедленно замечено и принято к сведению. С Катрин дю Бушаж отныне при встрече спешили не только поздороваться, но и раскланяться или завести беседу; разумеется, не обошлось без поклонников, на которых Рибейрак поглядывал с ухмылкой, прекрасно понимая, что Катрин знает цену таким волокитам. Не обошли вниманием и его самого: ему беспричинно улыбались, заводили с ним разговор о чем угодно, восхищаясь, к примеру, бантами на рукавах его камзола или синим плащом с вышитыми на нем рисунками его герба. И как было не увидеть благорасположение дофина к молодому придворному, сыну Гийома де Вержи, камергера и советника покойного короля!
Рибейрак сказал ему как-то, когда они