Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин
— Быстро в нос! Лягте под банку и замрите, голову рюкзаком прикройте.
Спирин схватил гранату и осмотрел. «Тяжелая какая, ну да ничего. Все в порядке». Рядом в зеленом клеенчатом протертом на сгибах чехле лежали длинные, как карандаши, отсвечивающие бронзой запалы. Он отодвинул чеку и вставил запал. Потом лег грудью на транцевую доску и, зажав гранату в руке, не сводя глаз с врага, стал ждать.
Катер приближался.
На палубе появилось несколько человек. Они что-то кричали, размахивали руками, то ли приказывали, то ли требовали. Он ничего не понимал, но тоже помахал рукой над головой.
Катер шел прямо на них. Он был уже метрах в пятидесяти. За ветроотсекателем стоял командир в высокой с «крабом» фуражке, сзади — матросы в черных с ленточками бескозырках.
Катер развернулся, намереваясь подойти параллельно к борту баркаса. И тут Спирин заметил открытый настежь люк моторного отсека. «Сюда и брошу», — решил он.
Немцы снова что-то прокричали.
— Я, я, бите шен, — ответил матрос первое, что пришло в голову.
До катера оставалось метров пятнадцать. Пора.
Спирин, изогнувшись, взмахнул рукой и бросил гранату. «Только бы попасть! Только бы попасть!»
Граната описала дугу и, как мяч в баскетбольную корзину, упала в люк.
Спирин прыгнул вниз и прижался к днищу.
Ухнул взрыв…
Баркас словно вырвало из воды, швырнуло в сторону, закачало и понесло.
Моторист выглянул из-за транца: катер, нелепо вздыбив палубу в самой середине, кренился на правый борт. Корма его погрузилась в воду.
— Получай, негодяи! Вот вам и плен и убийства, звери! — С каким-то отчаянным весельем Спирин метнул вторую гранату в наполовину затопленного фашиста.
Взрыв был еще сильнее, болью отозвался в ушах и затылке. Над баркасом с жужжанием и визгом пронеслись осколки, часть их впилась в борт, банки, тело матроса. В воздух взметнулись щепки и куски оторванной обшивки.
Превозмогая боль, Спирин встал.
На поверхности качались обломки, трупы, огромными кругами расходились волны, расплывалось большое радужное пятно. Тошнотворно пахло взрывчаткой и синтетическим бензином.
Он оглядел баркас: надводный борт и транец изгрызены осколками. Краска содрана, ощерились свежие царапины на дереве, они шли до самого форштевня.
По спине и плечам моряка струилась кровь.
— Миля! Миля! — позвал Спирин. — А вы говорили, плен. Черт им с рогами! — Его начинало одолевать безудержное веселье. Он запрокинул голову и захохотал, захохотал громко, до спазмов в животе. Стоял и смеялся. Слезы выступили на глазах, лицо побагровело. Он задыхался, как от щекотки, но продолжал смеяться. Затем, сжав кулаки, медленно, теряя сознание, опустился на дно баркаса.
* * *
Командир подводной лодки Щ-205, находящейся в дальнем дозоре, сидел в центральном посту.
— Товарищ капитан третьего ранга, — раздался голос старпома» — акустик докладывает: шум винтов торпедного катера по пеленгу 190, дистанция — десять кабельтовых.
— Всплывайте под перископ. — Командир встал, протер глаза и прильнул к окулярам.
— Сильный взрыв в том же направлении, — донесся доклад акустика. — Еще один, там же.
— Вижу. Боцман! Всплытие!
Несколько минут спустя подводники обнаружили избитый осколками и опаленный баркас. В нем находились тяжело раненный перевязанный обрывками тельняшки юноша и совершенно седая девушка.
А. Воронцов
А МАШИНЫ ШЛИ…
(Рассказ)
Где-то вдали от них, в нескольких километрах севернее, нескончаемой вереницей шли машины. Конечно, Юра и Вася не видели их. И даже гула моторов не слышали. Но мысленно могли себе представить, как они идут. Двумя встречными потоками, тяжело надрываясь двигателями на трудных участках трассы, иногда обгоняя друг друга, упорно пробиваясь к цели.
А у них здесь, в снежной выгородке, было тихо и пустынно. Лишь потрескивал лед на озере, хрустел снежок под валенками, когда юнги переминались с ноги на ногу, да ветер посвистывал, подгоняя морозную пыльцу. И на километры в любую сторону — ни жилья, ни живой души.
— Ну и холод, — пританцовывая, выдохнул Вася целое облако пара, — аж до печенки продират, окаянна!
— Ничего, теперь немного осталось, — отозвался Юра, — почти совсем рассвело.
— Скоро, чай, опять темнеть будет, — съехидничал Вася. — Здесь это запросто. Январь: ни света, ни тепла.
— Не канючь, — оборвал друга Юра. — Наблюдай получше, а то разговорился…
— Зря беспокоишься, — обиделся Вася. — Комсомольцы-добровольцы службу знают. Зря хлеб есть не будем, особенно ежели его и дают-то с гулькин нос.
И он замолчал, как обрезал. Будто его морозом сковало.
Упоминание о хлебе нытьем отозвалось у Юры в животе, там властвовала хроническая пустота. Но он постарался подавить чувство голода и стал еще внимательнее всматриваться в даль.
Они с Васей которую уже ночь проводили в этом тесном ледовом загоне — иначе не назовешь небольшую площадку, огороженную снежным валом, сверху политым водой. Впрочем, было у нее и официальное название: пулеметная точка. И прямым подтверждением этому служил станковый пулемет «Максим», установленный на бруствере. Он был всегда заряжен и стволом направлен на юг, в сторону захваченного немцами берега.
* * *
На «точку» ребята прибыли часа три назад.
— Ну вот, юнгаши, дотопали, — сказал сопровождавший их главный старшина Петров. — Занимайте позицию и смотрите в оба. Задача ясна?
— Ясна, — в один голос ответили Юра с Васей, сочувственно глядя на двух своих товарищей, которых они сменили. У тех зуб на зуб не попадал.
Петров был у ребят командиром взвода. Он наставлял их в строю и вне строя, при каждом удобном случае. И они знали боевую задачу наизусть.
— Чтоб ни одной живой души не проскользнуло, — добавил Юра много раз слышанную фразу.
Главный старшина еще раз обвел Юру и Васю и вообще всю огневую позицию испытующим взглядом, удовлетворенно усмехнулся.
— Бодрость — это хорошо, — подтвердил он какую-то свою мысль. — Но и уметь кое-что надо. Пулемет проверили?
— Так точно, проверили, — на правах старшего подтвердил Юра.
— Ну-ну, добре, — сказал главный старшина, от которого ничего не ускользало. — В одну точку долго не смотрите, а то глаза застилать будет, всякая чертовщина может показаться. Да не забывайте постреливать, мороз вон какой, за тридцать будет, и с ветерком.
Нет, не зря промеж себя юнги звали своего комвзвода «дядя Коля инструктаж». «Постреливать» — значило через определенные промежутки времени давать короткую очередь из пулемета, чтобы в кожухе вода не замерзла. И каждый из ребят помнил об этом.
Когда Петров ушел, Юра и Вася привычно, по-хозяйски, обосновались на позиции.
— Ты наблюдай пока за той стороной, а я буду здесь, — сказал Юра, становясь у пулемета.
— Сама ветрена сторона, собака, — буркнул Вася, занимая свое место. Ему досталось стоять лицом на север, откуда дул ветер. — Прохладит нас сёдни. Видал, ребята-то как умерзли.
Он поднял воротник тулупа, плотнее
