Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин
* * *
Ветер, сильный, порывистый, гнал по насту и ледяным плешинам ручейки мелких снежинок. Натыкаясь на бруствер, они, шелестя, обтекали его стороной или с посвистом перескакивали через верх, на мгновение вспыхивая холодными серебристыми искорками. «Ишь ты, вроде бенгальских огней, — подумал Юра. — Только слабые больно и мелкие».
От такого сравнения на душе у него потеплело. Вспомнилась уютная комнатка на Васильевском острове, новогодняя елка. Давно это было, больше года назад, еще до войны. И ему вдруг показалось, что слышит он легкую музыку, видит улыбающиеся лица ребят-одноклассников и среди них, особенно ярко, ее лицо — Люси Малиной. Какой она была тогда беззаботной, веселой.
Люся нравилась Юре. Ему все время хотелось быть рядом с ней, видеть ее наивно-удивленные глаза, слышать радостный смех. После встречи Нового года они вышли на улицу, гуляли по Большому проспекту, играли в снежки. Потом прогулялись по набережной Невы. «В этом году нам будет по семнадцать, — говорила Люся, — вся жизнь впереди».
Разве можно было тогда подумать, что через несколько месяцев ее не станет? И вообще жизнь так резко изменится, и он, Юра, будет морозными ночами стоять на льду Ладожского озера у пулемета «Максим» и напряженно ждать, не появятся ли тут фашисты.
Мысль о фашистах заставила Юру вернуться к действительности. Он вдруг отчетливо и в каком-то новом свете представил себе, где он и что с ним происходит. И зачем поставлена эта пулеметная точка. И ради чего они с Васей, оба голодные и утомленные длительным ожиданием, должны мерзнуть вдали от жилья, от родных и близких. Представил Юра и по доброму усмехающееся лицо комвзвода — «дяди Коли», когда он напоминал: «Не забывайте постреливать». Да-да, конечно, вода в кожухе не должна замерзнуть. Юра пошевелил пальцами обеих рук, разминая окоченевшие суставы, снял для верности рукавицы, дохнул в ладони и, взявшись за рукоятки «Максима», нажал на спуск.
Короткая очередь протрещала сухо и хлестко. Звук ее скользнул над ледяным безмолвием и потонул в ночи.
Отодвинувшись от пулемета, Юра опять подул в ладони, надел рукавицы, похлопал ими друг о друга, попрыгал на месте. Затем обернулся к Васе. Тот при звуках выстрелов встрепенулся было, но снова затих.
— Вась, а Вась, ты не замерз? — спросил Юра.
— Ничо, терпимо, — отозвался Вася, подавляя зевоту. — Тулуп помогат. Рожу только покалыват, злюка проклятая.
Родом Вася был из деревни. Говорил немногословно, протяжно, будто припеваючи, и нещадно окал. По сравнению с интеллигентным ленинградцем Юрой выглядел этаким увальнем. Но неказистый на вид, низкорослый и малоподвижный, он между тем обладал необычайной для семнадцатилетнего парнишки внутренней энергией, которая подспудно дремала в нем, будто туго скрученная пружина, готовая вот-вот распрямиться. Возможно, поэтому на его широком, округлом лице постоянно блуждала хитроватая ухмылка. Она как бы предупреждала всех сомневающихся в его возможностях: «Уж я-то себе цену знаю, за меня не беспокойтесь».
Юра даже в темноте представил себе эту ухмылку. Представил и то, как жесткий, колючий ветер пытается согнать ее с Васиного лица.
— Может, поменяемся? — предложил Юра. — Больше часа, пожалуй, прошло.
— Ну, давай, — равнодушно согласился Вася. — Не помешат.
Они поменялись местами: Юра перешел на ветреную, северную сторону, а Вася пристроился у пулемета. Долго стояли молча, привыкая к новым условиям. Смотреть в северную сторону было труднее. Ветер бил в лицо, заползал за воротник. У Юры начали слезиться глаза, приходилось то и дело жмуриться. И все же он упорно вглядывался в темноту.
Юра знал, где-то там, севернее, по льду Ладожского озера проходит дорога, по которой идут машины. Двумя нескончаемыми вереницами бегут они — в Ленинград и обратно. Туда везут продовольствие, боевое снаряжение, горючее, медикаменты — все, что требуется осажденному городу. Обратно — истощенных блокадой людей, раненых бойцов, оружие, которым истекающий кровью, но борющийся город мог поделиться с соседними фронтами.
Юра и Вася тоже проезжали по этой дороге. Правда, сначала, осенью, они пересекли Ладожское озеро по воде — это при эвакуации. Потом, уже два месяца спустя, в обратном направлении — по льду. Тогда их взвод юнг, охранявший баржи на Волхове, подняли по тревоге, посадили в автомашину и перевезли на другую сторону озера. Осиновец — вспомнил Юра название поселка, в котором их выгрузили. «Начинаем выполнение нового боевого задания», — пояснил главный старшина Петров. «Какого?» — поинтересовались ребята. Им сразу хотелось знать детали. «В свое время узнаете», — отрезал старшина. «Хорошо бы на Пулковские высоты», — мечтательно отозвался кто-то. С ним молча согласились — на Пулковских, по слухам, шли самые горячие схватки с осадившими город гитлеровцами.
Но вышло по-другому: охрана дороги. Им казалось, это ничуть не лучше, чем сидение у барж на Волхове. «Другие воюют, а нам опять загорать», — высказался Вася. Хотя зимой на Ладоге не позагораешь, все юнги взвода поняли его правильно. И только дядя Коля посмотрел на Васю вроде жалеючи. Про себя он подумал: «Тебе с книжками бы воевать, малыш… Ну» да ладно, участок вам дают маленький, второстепенный, вблизи берега — авось, до серьезного не дойдет». А вслух сказал: «Не торопись с выводами, парень. Постоишь на льду недельку — узнаешь почем фунт лиха. А дело вам доверяют очень важное, боевое».
Юра вспоминал тот недавний разговор и думал, что комвзвода оказался прав. Он снова представил себе, как по ледовой дороге с одного берега озера на другой движутся машины. Ему даже показалось, что он слышит гул моторов и ощущает запах бензиновой гари. Ветер сильный — могло и донести.
* * *
Под утро они еще раз поменялись местами и затихли. Но ненадолго. Нарушил молчание Вася:
— Не кимаришь, Юрок? — его голос прозвучал, как из подземелья.
— Ты, Вась, очумел, что ли? — ответил Юра обиженно. — Сам, поди, только об этом и мечтаешь.
— Ох и кимарнул бы! — протяжно и соблазнительно подтвердил Вася, и Юра зримо представил себе, как он блаженно улыбается. — Само время счас. Бывало, у бабушки на печь завалишься. Теплынь, уютно. Глаза сами закрываются. А к утру сны идут, красивые, как в сказке. Все, о чем бабуня вечор калякала, обязательно приснится. Один раз я Иван-царевичем был…
— Вась, хватит трепаться, — перебил друга Юра. — Тоже мне, Иван-царевич… Наблюдать надо, а ты душу бередишь.
— Ладно, наблюдай, — снисходительно согласился Вася. Он замолчал и уставился в ледовую пустошь. Но вскоре его снова прорвало. — Юр, а ты живого фашиста видел? — полюбопытствовал он. — Хоть раз.
— Не, пока не видел. Только в кино, — равнодушно ответил Юра.
— А хочется?
— На кой он мне сдался? Лучше бы их не было.
— А убить фашиста хочется? Самому.
— Всех бы перебил.
— Но ведь
