Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин
— Товарищ… Товарищ капитан третьего ранга!
Голос часового был тревожный, и Туликов пошел к палаткам. Рассвет уже был близок, слабая заря подсвечивала горизонт.
Часовой показал рукой в едва посветлевшую даль.
— Идет кто-то. Чего делать, товарищ капитан третьего ранга?
— Вас кто на пост поставил?
— Товарищ мичман.
— Ему и доложите. Да побыстрей.
В серой мгле шевелились, двигались два темных пятна. Это могли быть только люди, поскольку никаких крупных животных на острове не водилось. И это могли быть только чужие люди: свои прибыли бы на баркасе или на вертолете. «А вдруг какая беда с нашими», — мелькнула мысль. Туликов отверг ее: «Если бы что случилось, здесь бы знали: рация работала исправно».
Мичман Смирнов выскочил из палатки с автоматом в руке.
— В ружье! — тихо приказал он, едва глянув в серую даль. — Поднимай всех, только без шума. — И сам нырнул в палатку будить командира.
И тут грохнул взрыв, сухой, короткий, словно где-то громко хлопнула дверь. Снова упала тишина, и в этой тишине беззвучно, как в немом кино, выскакивали из палаток матросы и старшины.
Затем вдали затрещал автомат. Стрельба резко оборвалась, и послышались тихие, приглушенные расстоянием крики, едва пробивавшиеся сквозь шум прибоя. Иногда удавалось понять, что кричат не просто так, а вроде как зовут.
— Йа руфака![9] — наконец разобрал Туликов. — К нам обращаются, «йа руфака» кричат.
— А вдруг провокация?
Как всегда в этих местах, неожиданно выскочило солнце, и все увидели резко выделявшуюся на песчаной проплешине фигуру человека, согнувшегося над чем-то темным, бесформенным.
— Йа руфа-ака-а! — снова донеслось издали.
— Что-то случилось, — сказал Сурков, смотревший в бинокль. — Арабские военнослужащие. Во всяком случае, в арабской форме. — И крикнул, вскакивая на ноги: — Мичман Смирнов, старший матрос Грицко — за мной!
Он побежал по тропе, остановился, оглянулся.
— Держать дистанцию! Оружие наготове!
Хорошо распорядился старший лейтенант Сурков — это Туликов отметил про себя, чтобы запомнить: в случае чего, свои прикроют огнем с близкого расстояния.
Однако прикрывать не понадобилось. На песке, скорчившись, лежал арабский солдат. Возле него стоял на коленях ефрейтор с одним угольником на рукаве и плакал, размазывая кулаком слезы. Ефрейтор поднялся, и Сурков увидел, что солдат ранен: на куртке и брюках расплывалось темное пятно крови.
— Что случилось? — крикнул Сурков, забыв, что арабы не поймут его.
Но ефрейтор догадался, указал автоматом на песчаную отмель. Из быстрой пантомимы ефрейтора, из вихря слов — арабских, английских, русских — Сурков понял, что произошло. Солдат, идущий впереди, как это они обычно делали по утрам в порядке профилактики против подводных диверсантов, бросил в воду гранату. Но граната ударилась о риф, отскочила и взорвалась в воздухе, ранив осколком солдата. Тогда ефрейтор стал стрелять, рассчитывая привлечь внимание русских моряков.
Приказав отнести раненого, Сурков задержался, осмотрел отмель и прибрежные камни. Ничего подозрительного не было.
Когда он вернулся к палаткам, арабский ефрейтор уже сидел в кругу матросов, наперебой угощавших его сигаретами, и улыбался широко и бессмысленно, как улыбаются люди, ничего не понимающие из того, что им говорят.
В палатке старшина первой статьи Светин бинтовал раненого солдата.
— Бедро порвало, — сказал он, увидев командира. — Но кость, кажется, цела.
Солдат, бледный, как полотно, длинный, растянувшийся на всю раскладушку, нервно мял в руках свою кепи и испуганно поглядывал влево, где на соседней раскладушке лежал Туликов. Для солдата было непостижимо лежать в одной палатке с офицером. Это его пугало.
— Что, опять прихватило? — спросил Сурков, наклоняясь к Туликову.
— Извини, брат, добавил я вам хлопот.
— Что вы! — машинально сказал Сурков, оборачиваясь и ища глазами лейтенанта Гиатулина.
Гиатулин понял, подошел, наклонился пониже.
— Кто они? Как на остров попали? Надо выяснить, — сказал Сурков тихо.
— Уже выяснили, — громко облегченно отозвался Гиатулин. — Ефрейтор немного говорит по-английски, рассказал. Пограничники они. В отлив перешли сюда по мелководью с другого острова. К нам шли, за водой. Воды у них нет. Да теперь уж не до воды. В госпиталь надо солдата.
— В госпиталь надо, — эхом повторил Сурков и поглядел на Туликова. — Как вы?
— Терплю вроде.
— Потерпите. Вертолет скоро будет. — И повернулся к Гиатулину: — Сообщи о раненом арабском пограничнике. Может, сразу и заберут?..
Вертолет прибыл через час, прошелся над палатками, заглушая монотонный шум волн, и завис неподалеку, там, где у руин старого маяка была площадка поровнее. Туликов выбрался из палатки и стоял, согнувшись от боли, дожидался, когда вертолет приземлится. Но он все висел, и летчик, приоткрыв дверцу, махал рукой, кричал что-то. Потом из широкого подбрюшья вертолета вывалился человек, отстегнулся от тросика и побежал к палаткам. Туликов узнал в нем врача с крейсера Плотникова.
— Какого черта! — закричал Плотников еще издали. — Чего не несете раненого?
— Ждем, когда вы сядете, — сказал Сурков.
— Не будет посадки. Запрещена посадка.
— Как это запрещена?
— А вот так! Арабы неба не дали. Запретили на сегодня полеты. Только нас и выпустили без права посадки.
— Но ведь их раненый…
— Где он? — перебил его Плотников и побежал в указанную палатку, неся перед собой свой небольшой чемоданчик. — А, это вы? — остановился он, увидев Туликова. — Как?
— Побаливает.
— Не побаливает, а болит. Верно?
— Болит, — признался Туликов.
— То-то. Погодите, я счас.
Он нырнул в палатку и скоро вышел, на ходу застегивая чемоданчик.
— Несите к вертолету! — крикнул, не оборачиваясь.
Матросы вынесли раненого прямо на раскладушке, взявшись спереди, сзади и с боков, быстро прошли к вертолету, согнувшись, нырнули под его вихри. Под придирчивым взглядом арабского ефрейтора Плотников усадил раненого в ременчатое кресло, и тросик быстро втянул его в темный люк.
— Теперь вы! — крикнул Плотников на ухо Туликову, когда тросик с креслом выпал снова. — Давайте, давайте, нельзя вам тут оставаться. Аппендицит только для врачей легкое дело, для врачей, а не для больных.
Прошло еще некоторое время, прежде чем все устроились в тесном пространстве за спинами двух пилотов. Вертолет, надсадно гудя двигателем, с трудом набрал высоту и, завалившись на бок, ушел от острова. Туликов видел в маленький квадратный иллюминатор, как гидрографы махали им руками, но кто из них кто, сверху было уже не разобрать.
Вертолет мелко дрожал, в животе у Туликова тоже дрожала обжигающая боль. Мутная пелена затягивала горизонт, и море было не голубым, каким он привык видеть его сверху, а темным и бурным, неприветливым.
И тут он вспомнил о воде, толкнул пилота и, когда тот наклонился, крикнул ему в оттянутый наушник.
— Воду почему им не оставили?
— Какую воду? — в свою очередь крикнул пилот.
— У них воды нет. Должны были привезти.
— Про воду
