Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин

— Срочно идем на норд, — сказал командир.

— Почему на норд? — поразился Строев. — Там же никого наших.

— Вертолет надо подхватить.

— Как он там оказался?

— Длинная история. Впрочем, спросите сами, с вертолетом — прямая связь.

Строев взял трубку и услышал знакомый голос. Слишком знакомый. И вспомнил, где последний раз слышал его: вчера перед вылетом на вертолете.

Монотонный, вроде бы усталый голос лейтенанта Комморова коротко рассказал ему историю о том, как они летали над морем, над сушей, нигде не имея возможности приземлиться, и как теперь тянут на последних каплях горючего…

В трубке что-то зашуршало и послышался другой голос, тоже знакомый:

— Товарищ Строев, распорядитесь, пожалуйста, срочно приготовить операционную.

— Здесь, на «Смелом»? — удивился он, узнав голос главного врача с крейсера Плотникова.

— До плавбазы нам не дотянуть. Не из-за горючего, хотя и оно, говорят, кончается, — заторопился Плотников, словно предугадав следующий вопрос. — С больным плохо. Как бы перитонита не было. Скажите врачу на «Смелом», он все знает.

Строев вытер вдруг вспотевшее лицо, растерянно поглядел в иллюминатор. Синело пустое небо над синим пустынным морем. «Смелый» шел, как обычно, на одной турбине, обходя непротраленные квадраты.

Он и сам знал, что такое перитонит. Это когда не выдерживает утончившийся воспаленный аппендикс и человек вмиг оказывается на острой грани между жизнью и смертью.

Кто-то задышал ему в затылок, и он, оглянувшись, увидел капитана второго ранга Володина.

— Как думаешь, успеем? — спросил Строев.

— Горючее у них на исходе.

— Что значит на исходе?..

Строев снова схватил трубку, спросил, стараясь оставаться спокойным:

— Уточните, как с горючим.

— На исходе.

— Что значит на исходе? — крикнул он.

— Минут на десять полета.

— На десять?!

— Может, на двенадцать.

Строев посмотрел на Володина, Володин на Строева, и они, ничего не сказав, поняли друг друга: если ВПК будет идти, как теперь, он не успеет в точку, где у вертолета остановятся двигатели. Возможно это произойдет у них на глазах. Людей они спасут. Кроме корреспондента. Перитонит — слишком серьезно, чтобы можно было допустить хоть небольшую задержку. И конечно, не удастся спасти вертолет.

Володин отошел к машинному телеграфу, сам перекинул звякнувшие ручки. Почти сразу усилилась вибрация палубы: заработала вторая турбина. Через несколько минут послышалось тонкое гудение, и волны за окнами рубки быстрее побежали назад.

«Поющий фрегат», как называли моряки свой ВПК, уже не огибал многомильные квадраты, а шел напрямую к расчетной точке встречи с вертолетом. Эти квадраты обрабатывались контактным тралом, и можно было не опасаться якорных мин. Но оставалась вероятность напороться на донные, неконтактные мины. Тральщикам здесь еще нужно было пахать и пахать. Однако сейчас выхода не было, и Строев мысленно одобрил решение командира идти напрямую. Риск подорваться на такой случайной мине был незначительный, а при задержке ВПК можно было потерять человека. Приходилось выбирать.

— Все будет нормально, — сказал Строев в микрофон, стараясь придать голосу спокойный, даже беззаботный оттенок. — Комморов, слышишь меня? Ключ-то я нашел. В кармане оказался. Так что я тебе его сразу и отдам. Не теряй больше…

Строев не отходил от радиотелефона до того момента, пока ему не доложили, что вертолет уже виден и приближается к кораблю. Тогда он вышел на крыло мостика и с замиранием сердца смотрел, как похожая на серебристого жука маленькая машина, приблизившись, замерла на миг над кормой застопорившего ход корабля и вдруг не то чтобы опустилась, а словно бы упала на ют, сильно ударившись колесами о палубу. И сразу оборвался шум лопастей. Строев кинулся на корму, но там уже хозяйничали врачи в белоснежных халатах.

Корабль словно вымер: стояли турбины и ниоткуда не доносилось ни хлопания дверей, ни стуков, ни криков. Только за бортами глухо плескались волны. Это было непросто — заставить замереть сложный организм корабля. Но все, от матроса до командира, сдерживали себя, знали: в операционной врачам куда труднее. Ведь там на время операции пришлось выключить даже вентиляцию. Температура палубы — все знали — без малого шестьдесят градусов, и в операционной — как в парной.

Через два часа, когда стало известно о благополучном исходе операции и корабль снова ожил и пошел на зюйд, осторожно обходя опасные квадраты, Строев спросил командира:

— Как вы решились идти напрямую? Я понимаю: другого выхода не было, но как вы решились?

— На скорость надеялся. Думал, если уж поднимем со дна мину, так она не успеет, взорвется за кормой, — ответил Володин.

— Ну что же, запишем на ваш счет один галс.

— Какой галс?

— Обыкновенный. Мы же оказались в роли тральщика. Так что считайте, прошли боевой галс. Вместо тральщика…

А. Тепляшин

ПЕРВЫЙ ШТОРМ

Стихотворение

Волны рванулись в ночную высь,

затмив на мгновенье звезды.

Кто-то выкрикнул: «Берегись!» —

но было уже поздно.

И жил, не задумываясь, как жить,

и умер бы так же просто.

Но чудом каким-то успел схватить

конец упругого троса.

Быть может, вся жизнь пред глазами прошла,

но я ничего не помню.

Была только злая соленая мгла,

и звезды срывались в волны.

Наверно, моя удержалась едва,

а может быть, тоже упала.

И были соленые злые слова,

и добрые были, но мало.

А пальцы как будто успели застыть

на жестких узорах троса…

И до смерти вдруг захотелось курить,

да вымокли папиросы.

И. Олейников

«Я слушаю море…»

Стихотворение

Я слушаю море. Я слушаю море.

Мне чудится: волны шумят за окном,

Ветров океанских глубинная горечь

Тревожным ненастьем наполнила дом.

И стал я рассеянным в дружеском споре,

Обрывками фраз долетают слова:

Мне слышится море, мне слышится море, —

Весенней листвою бушует Москва.

Мужская привязанность к морю надежна,

Разлуку я в сердце от близких таю.

Друзья не заметят, что чем-то встревожен,

Внезапно умолкнув, в сторонке стою.

Я слушаю море. Я слушаю море…

Р. Коренев

БИЧ

(Рассказ)

Наш траулер ставили в ремонт, чтобы подлатать корпус, перебрать двигатель, словом, залечить травмы, нанесенные