Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин
Часто работники политотдела, прибыв на корабль, начинают с того, что подолгу беседуют с командиром, старпомом, замполитом. Строев, особенно на этом, знакомом и любимом БПК, начинал с обхода корабля. Шел один, без сопровождающих. Его успокаивали, вдохновляли эти обходы. После них он чувствовал себя так, словно прогулялся по Историческому или Приморскому бульварам у себя в Севастополе. Здесь, как и там, на каждом шагу встречались знакомые, с которыми, независимо от того, офицер это или матрос, Строев здоровался за руку и, если была возможность, останавливался побеседовать.
И теперь, сбегая по крутому трапу, он прямо-таки налетел на старшего матроса Дольника — знаменитость корабля, за которым ходила слава лучшего сигнальщика. Прославился он тем, что однажды на учениях обнаружил перископ подводной лодки за пятьдесят кабельтовых. Прошло с того случая больше года, и имя Дольника, отмеченное в приказе, многими забылось, но стоило только сказать, что это тот самый, который обнаружил перископ, как все восхищенно вскидывали глаза, вспоминали.
— Как дела, герой? — спросил Строев, пожимая крепкую руку матроса.
— Лучше не бывает, товарищ капитан второго ранга.
— Неужто ни одной тучки на солнечном небосклоне?
— Только гальюн, — вздохнул Дольник.
Строев рассмеялся. Это была давняя заноза самолюбивого матроса, из-за которой он не переставал переживать. Когда Дольник пришел на корабль из учебного отряда, возгордился: ведь место сигнальщика — на мостике, рядом с командиром. Но обязанностей у каждого члена экипажа множество, и в числе прочих была у Дольника обязанность по приборкам — наводить порядок в гальюне. Казалось бы, что из того? Никого не обходят обязанности по приборкам. Но Дольник переживал так откровенно, что это тотчас заметили дотошные матросы и уж позубоскалили над ним всласть. Известно, что лучший способ избавиться от насмешек — не обращать на них внимания. Но Дольник этого не учел, и даже теперь, на третьем году службы, нет-нет да кто-нибудь и подначит, напомнит ему «гальюнную эпопею».
В кают-компании сидели свободные от вахт мичманы и младшие офицеры, о чем-то горячо спорили. Страстность споров у моряков, он знал, находится отнюдь не в прямой зависимости от серьезности темы. Ему как-то пришлось стать свидетелем ожесточенной дискуссии на «чрезвычайно актуальную» тему: зачем кошке усы? На этот раз спор шел об акулах. Одни говорили, что первые хищницы океана подлежат полному истреблению, поскольку от них много вреда и никакой пользы. Другие столь же категорически доказывали, что акул не только не следует истреблять, а, наоборот, необходимо охранять от полного уничтожения, как лучших санитаров моря, как необходимое звено экологической цепи.
Как всегда бывает в подобных случаях, когда правы и не правы обе стороны, спорщики были непримиримы и, сами устав от бесплодности дискуссии, хватались за любой аргумент, лишь бы «перегнуть» оппонентов. Поэтому появление Строева было встречено с энтузиазмом, все тотчас согласились с тем, что именно ему и быть третейским судьей.
— Акул, конечно, следовало бы уничтожать, — охотно отозвался Строев, вызвав кое у кого торжествующие улыбки. — Только зачем? Что у нас, других дел нет?
— Они же первые враги всего живого в океане! — взвился чей-то возмущенный голос.
— Первые враги океана — супертанкеры под так называемыми «удобными флагами», — сказал Строев, решив, что настала пора перевести разговор на серьезную тему.
— «Удобные флаги», как вы знаете, — обман. Чтобы экономить на ремонте судов, на техническом оснащении, на спасательных средствах, на всем другом, капиталисты — владельцы судов «прописывают» свои суда через подставных лиц в другие страны. По данным Регистра Ллойда, таких судов сейчас около семи тысяч. Пятнадцать процентов мирового торгового флота плавает под «удобными флагами», и по их вине происходит две трети всех катастроф. А что такое катастрофа супертанкера, вы себе представляете! Океан на сотни миль покрывается пленкой нефти, все живое в воде задыхается, прекращается испарение и вообще обмен между океаном и атмосферой. А ведь океан производит едва ли не три четверти кислорода, попадающего в атмосферу. Некоторые ученые уверяют, что если одновременно расколются десять супертанкеров и вся нефть выльется в океан, то умрет весь мир. Вот так. На западе уже кричат: «Моряки могут погубить человечество!» Не моряки, нет, не моряки, а проходимцы в смокингах…
Высокий и нескладный Строев прошел от двери к иллюминаторам, за которыми уже совсем пожелтела даль, и замолчал.
— А как насчет акул? — разорвал почтительную тишину чей-то голос. — Последнее время о них много пишут.
— Не поняли ничего… — с огорчением произнес Строев. — Вы не задумывались над тем, почему в мире так много сенсаций? То морские звезды начинают пожирать все живое в океане, то эскадрильями появляются летающие тарелки… Не задумывались? Да потому, что сенсации отвлекают внимание от действительных опасностей, угрожающих человечеству. Существует целая индустрия сенсаций…
— Но они интересуют людей…
— Именно, что интересуют. Сенсации — это чаще всего спекуляции на естественном природном любопытстве человека. Потому и работает «индустрия сенсаций», что с их помощью легко морочить головы людям, отвлекать их от действительно насущного, важного…
— Но ведь не все так понимают…
Строев наконец-то рассмотрел своего оппонента. Невысокий худощавый мичман с быстрыми нетерпеливыми глазами. Красивый, девчонки от него, наверное, без ума.
— Вы неправильно выразились, — мягко поправил мичмана Строев. — Вы хотели сказать: не все так считают. Верно?
— Пожалуй, да…
Когда Строев вышел на палубу, он не узнал моря. Волны несли кроваво-пенную бахрому и сами отсвечивали багрово. Небо, затянутое прозрачной пеленой, светилось, словно было стеклянным. По всему морю, вразброс стояли на якорях тральщики. Даль становилась темно-серой, непрозрачной, вспухала огромными клубами, словно там, вдали, горело море. От всей этой картины заползала в душу какая-то смутная тревога, стихийная, неосознанная, неподконтрольная, похожая на ту, что однажды пришлось испытать Строеву во время землетрясения в Термезе. Было это зимой. Он тогда выбежал из угрожающе раскачивавшейся гостиницы и стоял в толпе таких же растерянных людей, ожидая новых толчков, не зная куда деться. Тогда, на морозном ветру, к нему пришло какое-то неожиданное понимание глубокой человеческой потребности в крыше над головой, в доме, в пещере, если угодно, где можно укрыться, расслабиться, отойти встревоженной душой. Человеку совершенно необходимо сознание, что в любую минуту он может прислониться к чему-то, к кому-то своему, надежному, способному защитить, помочь. Человеку нужны друзья, дом, родина, без них он обречен. И тогда, в далеком Термезе,
