Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро
И все же эти старики видели, как через город проходили герои революции и их враги. Музеи служат молодым и будущим поколениям, но они, старые кантонцы, – живые страницы истории, заставившей Китай подняться на ноги.
Кантонское восстание 1927 года, породившее знаменитую «Коммуну», часто запечатлено на их плоти. В том году город взбунтовался, протестуя против убийства шанхайского рабочего японцами. Забастовка докеров длилась шестнадцать месяцев, но в итоге именно Чан Кайши «навел порядок», прибыв со своими дивизиями на борту британских, американских и французских кораблей и учинив резню.
Это было 11 декабря, когда повстанцам удалось захватить здание полиции и провозгласить Кантонскую коммуну. Но стоило солдатам Чана высадиться с кораблей под защитой иностранных пушек, как началась настоящая резня. Она продолжалась всю ночь и весь следующий день: число погибших превысило десять тысяч человек, включая стариков и детей. Революционный Кантон заплатил высокую цену, но взамен ему было суждено занять почетное место в истории современного Китая.
Солнце освещает Жемчужную реку в разгар тропического дня. По течению, покачиваясь, словно каравеллы, скользит процессия джонок с развернутыми парусами. А на берегах кипит насыщенная жизнь, пропитанная ароматами причудливой кантонской кухни.
Я покупаю женьшеневые сигареты в довольно обшарпанном магазинчике. Под его крыльцом расположился рыбный рынок, где в ящиках гигантские осьминоги в отчаянных поисках воды вытягивают свои склизкие щупальца, а другие рыбы с серебристыми и золотистыми отблесками бьются в предсмертной агонии.
Захожу в старомодный бакалейный магазин, какие, возможно, еще сохранились в Индии, с витринами, заставленными банками и бутылками. Здесь есть корица, мускатный орех, черный перец, но также бесконечное множество таинственных семян и корней, раковин, порошков и когтей неведомых диких зверей, рогов носорога и личинок загадочных насекомых. Приглядевшись и привыкнув к полумраку, я замечаю жуков, корешки или жилистую кору, почти бабочкины крылья, перемолотые вместе с мясистыми брюшками кузнечиков. Возбужденный этим смешением пряных и загадочных ароматов, посреди толпы, снующей вдоль прилавков и скупающей все подряд – от щепотки до небольшого кулечка, – я фантазирую о непредсказуемом мире тысячелетней китайской кухни, которая по необходимости тщательно отбирает ингредиенты, умудряясь превратить то, что для нас кажется отвратительным, в изысканное наслаждение для вкуса.
Возвращаюсь на берег реки, смотрю на эту жизнерадостную толпу, машущую руками с джонки, и размышляю о жестокости старой Европы, которая здесь, в Кантоне, начала свирепую осаду Китая во имя абсурдных государственных целей или, что еще хуже, прикрываясь Библией и Евангелием, чтобы проложить путь для позорной торговли.
Подъезжаю к башне Чжэньхай под мелким моросящим дождем, небо хмурится, но обещает, что скоро выглянет солнце. Старинное красное здание в пять этажей возвышается на вершине холма, подобно крепости, открывая вид на весь Кантон и его плодородные окрестности, испещренные реками и каналами. Когда-то это была передовая обсерватория для императорских войск на Жемчужной реке, а сегодня здесь располагается музей фарфора.
Большие комнаты оформлены со вкусом, а ценные предметы хранятся в стеклянных витринах и шкафах, мимо которых течет нескончаемый поток молчаливых восхищенных посетителей, словно голубая река. На просторных террасах, откуда открывается вид на раскинувшийся внизу парк, группы студентов в белых рубашках собираются на лекцию под открытым небом, но патруль уже наготове, чтобы сопровождать гостей.
– Это услуга, которую мы оказываем, – поясняет мне на хорошем английском девушка, отделившаяся от группы. Мы присаживаемся и начинаем беседу. Ее слегка прищуренные глаза с любопытством изучают меня. Ее зовут Цзиньлянь, она изучает иностранные языки в государственном университете. Вокруг нас собирается небольшая толпа крестьян, с изумлением наблюдающих за непонятным разговором. Они восхищаются девушкой с длинными косами, которая так непринужденно общается с иностранным «длинноносым».
– Откуда вы? – спрашивает Цзиньлянь.
– Из Италии, это там, на западе, где заходит солнце.
– Это очень далеко? Сколько времени нужно, чтобы добраться из Кантона в Италию?
– Больше двадцати часов на самолете.
– Двадцать часов? Но это же дальше, чем Америка! Значит, это на другом краю света.
– Конечно, почти на противоположной стороне земного шара.
– Итальянцы – хороший народ, правда?
– Очень хороший. Вместе с вами мы лучшие в мире, – весело отвечаю я, дергая ее за косичку. И добавляю: – Что еще ты знаешь об Италии?
Она опускает взгляд на переливающийся зеленью сад, качает головой, распуская косы, а затем смущенно отвечает:
– Больше ничего. Ее столица – Рим, верно?
Куда бы я ни отправился, будь то окраины или центральные районы больших городов, я всегда встречал искреннюю симпатию лишь за то, что я итальянец. В июле 1982 года, когда Италия триумфально выиграла чемпионат мира по футболу в Мадриде, одолев Германию, я находился в Кантоне. Это была незабываемая ночь в ожидании рейса, который прибыл с задержкой лишь под утро.
Десятки миллионов китайцев болели за Италию, и по всему необъятному Китаю поддерживали «Azzurri»[214]. Ведь для китайцев мы всегда были их командой, они еженедельно следили за нашим чемпионатом (и продолжают следить), они знали все команды, их составы, имена самых известных игроков. В ночь победы ликование китайских болельщиков разразилось повсюду. Песни и крики восторга прославляли «Идали» и «Луо Си», Паоло Росси, ставшего безусловным героем того события.
На следующий день процессии болельщиков радостно шествовали по улицам, размахивая десятками тысяч триколоров, сшитых за ночь из бело-красно-зеленой шелковой ткани. Я смотрел, тронутый и гордый триумфом моей страны, восхищаясь тем, как китайцы празднуют на «итальянский» манер. Во главе процессии они неслись, распевая Bella Ciao и гордо размахивая нашими флагами.
Жил-был опиум
В китайской истории последних двух столетий Кантон трагически связан с печальной эпохой опиума, который «легально» продавался британцами и отравил целый народ, разорил казну империи и оставил позорное «наследие» в общих предрассудках западных народов. На самом деле, когда речь заходит об опиуме в контексте Китая, неосведомленные люди считают, что опиум производился в Китае и продавался самими китайцами, которые, несомненно, были злостными наркоманами. Но, как я уже подробно рассказывал, на самом деле опиум был навязан в ходе не менее чем двух войн в качестве платы за все, что британцы отняли у китайцев: их товары, территории, даже право устанавливать законы и вершить правосудие, попытку подчинить свободный народ, превратив его в рабов.
Кантон был естественными воротами для тех, кто прибывал в Поднебесную с моря. И, к сожалению, он стал воротами для пороков Запада. Сегодня он по-прежнему остается воротами в Великую Неизвестную Страну, присутствие Запада повсюду ощущается в его городской ткани с ярко выраженным
