Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро
Но самые шокирующие истребления произошли при Чан Кайши: 80 % народа яо в Гуанси погибли от голода после того, как гоминьдановские солдаты разграбили весь их урожай. Три тысячи казахских семей в Синьцзяне были уничтожены во время наступления китайского генерала, а в 1940 году националистическая авиация расстреляла из пулеметов деревни мяо в Гуйчжоу, считая их повстанцами, вступившими в союз с коммунистами. Когда авангардный отряд Народной армии во время «Великого похода» в 1934 году ворвался на территорию племени и, солдат раздели догола и в таком виде отправили обратно в базовый лагерь.
Мао, преодолев первоначальное изумление, обратился к своим генералам: «Мы должны пройти этот путь, но без кровопролития. И должны дать им понять, что пришли сюда как друзья, а не как противники. Объясните им это».
Лао Цзы, писатель и философ, живший двадцать пять веков назад, написал слова, которые отчасти можно отнести и к Мао:
Лидер великий, желая людей подчинить своей воле,
Не остановится перед своим унижением.
Это – талант побеждать без насилия,
Это – искусство людьми управлять без усилия,
С Небом и опытом древности соединение[211].
Но после прихода к власти Народной Республики политика Пекина не всегда была столь дальновидной по отношению к меньшинствам. Напротив, репрессии против тибетцев и уйгуров отличались жестокостью, несмотря на заверения Чжоу Эньлая, что «основной дух новой демократии заключается в превращении Китайской Народной Республики в большую и братскую семью, объединяющую все национальности».
Даже учение Мао не всегда претворялось в жизнь в точности, начиная с него самого. А что происходит сейчас? Если вкратце, ситуация выглядит следующим образом. Чтобы способствовать росту численности национальных меньшинств, на них не распространяется политика ограничения рождаемости, и любая пара может заводить столько детей, сколько пожелает. Созданы местные органы власти, безусловно, подчиняющиеся Коммунистической партии, в задачу которых входит сохранение этнической самобытности – от обычаев до языков. По этой причине существуют небольшие издательства для публикаций на языках коренных народов (те из них, которые не имеют письменной традиции, были переведены на латиницу), передачи на радио и телевидении на различных наречиях, где ведутся исследования разнообразных «корней».
Насколько искренен директор Института? Сказать сложно. Также непросто понять, насколько честны эти молодые люди разных национальностей, которые в своих ярких нарядах больше смахивают на статистов пропаганды, чем на истинных защитников этнической самобытности. Создается впечатление, что меньшинства Юньнани, уже не такие бунтарские, как раньше, и сталкиваются они с совсем другими проблемами, чем тибетцы и уйгуры, которые сегодня полностью растворились в огромном мире ханьцев. Они превратились в крошечные фольклорные оазисы, которые будоражат воображение подавляющего большинства ханьцев, а потому мирно сосуществуют на исконно ханьской земле.
Чтобы понять проблему глубже, необходимо добраться до отдаленных деревушек, свободно пообщаться с вождями и тщательно выяснить, действительно ли межнациональный мир стал свершившимся фактом. Последние из могикан древних антикитайских народов предстают перед нами совсем иначе, чем уцелевшие индейцы в Штатах. Они не ютятся в резервациях, не выглядят беднее властителей и даже кажутся более счастливыми благодаря пестроте своих обычаев, ведь им удается избежать серой безликости огромных китайских толп.
Вечер теплый, и перед отелем рабочие приступили к ремонту канализации. Шум отбойного молотка и суета грузовиков не дают нам уснуть, поэтому мы сидим на стульях у входа в номера, беседуем и пьем лимонад, который Чжу сумел достать у дежурных официантов. К сожалению, он не охлажденный, как бы нам хотелось, но Чжу уверен, что холод вредит желудку. Испокон веков его народ с презрением относится к холодным напиткам, предпочитая обычную кипяченую воду. А пока мы неохотно пьем эту теплую пенистую жидкость, на вкус напоминающую моющее средство.
С тех пор, как мы прибыли в Куньмин, Чжу отказался от своего фирменного синего пиджака в пользу белых рубашек с короткими рукавами. Он напоминает паренька из долины По[212] теплым летним вечером после смены на сахарном заводе. Не знаю, при чем тут сахарный завод, но Чжу говорит об этом без всякого повода, возможно, все дело в белой рубашке, которая так не вяжется с его образом после того, как мы привыкли видеть его застегнутым на все пуговицы в чиновничьем костюме.
Сняв пиджак и оставшись в рубашке, Чжу наконец-то освободился от последних остатков «правил» и, подводя итоги путешествия, спрашивает нас о впечатлениях. Бьяджи обрисовывает картину, которую в целом считает положительной, учитывая объективные трудности для тех, кто решается на настоящее «идеологическое столкновение» с Китаем. Есть опасение, что вы вообще ничего не сможете понять, столкнетесь с непониманием, даже не осознавая этого, увидите совсем не то, что ожидали, да и то в искаженном свете; вам покажут лишь то, что решили показать, не давая возможности увидеть то, что вы на самом деле хотели бы узнать.
Бьяджи отмечает, что в итоге мы увидели больше, чем предполагали, встретили больше людей, чем ожидали. Пусть это были не те, кого мы хотели увидеть, но мы познакомились с другими, возможно, более важными, более откровенными и менее официальными людьми.
Однако рассуждать о достоинствах и недостатках режима я, честно говоря, не берусь. Для меня еще не пришло время делать выводы, я продолжу свой путь в Кантон, где постараюсь спокойно и решительно сформировать свои собственные выводы.
Бьяджи говорит, что пройденный путь определенно того стоил и добавляет, что он не одобряет эксперименты над принципами ради счастья людей, но тут же уточняет, что приехал сюда не в поисках нового человека, что любое сравнение с Европой и Америкой бессмысленно, сравнение идет с бедами и унижениями прошлого. И все же, в конце концов, он испытывает огромное чувство симпатии к такому глубоко «чистому» народу.
Чжу кивает с удовлетворением, считая это очень честным резюме, и отмечает, что Китаю еще предстоит пройти долгий путь, но с помощью терпения и силы воли он достигнет своей цели. Конечно, добавляет он, нас ждет множество препятствий и поворотов, мы будем осторожны, постараемся не упасть, сделаем все возможное, чтобы не сбиться с пути.
Мне нравится Чжу за его спокойный взгляд на вещи, даже на трагедии. Он мой ровесник, но гораздо более рассудителен, чем я. Прощаться с ним, мне было искренне жаль, ведь он стал
