Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл
Джорджо Гуччи, спутник Сиголи, отнесся к этим «житницам… великого размера» более скептически. Ему сказали, что пирамиды «возвел фараон в пору великого голода», при Иосифе, но Гуччи показалось, что они предназначались скорее для сбережения «вечной памяти», чем зерна. Почти во всех случаях у туристов остается место для сомнения, и путешественники задавались вопросом: действительно ли я вижу именно то, что мне сказали, будто это оно? И стоило ли это «оно» приезда сюда? Смотрю ли я на нечто подлинное?
Бернхард фон Брейденбах полагал пирамиды языческими святилищами и гробницами, а Сфинкса с телом кошки и головой человека – «великим идолом Исиды». На отпечатанной с деревянной доски карте, приложенной к его книге, пирамиды изображены в виде крошечных зубцов в пустыне, на берегу Нила, несущего к Каиру свои воды. Другой немецкий паломник, Арнольд фон Харф, осматривал пирамиды в 1497 году и счел эти сооружения «крайне странными». Подъем на пирамиду (по-видимому, пирамиду Хеопса) занял у Харфа и его спутников три часа. Сверху открылся вид до самой Александрии и морского берега. Группа отдохнула на вершине, перекусила принесенной с собой снедью и приступила было к спуску, когда враждебно настроенные местные жители принялись обстреливать их из луков снизу. Харф приводит оба варианта происхождения пирамид. «Говорят», будто фараон построил их как житницы, однако «некоторые утверждают», что это усыпальницы древнеегипетских царей; особенно озадачило Харфа то, что в этих зданиях нет входа.
Пирамиды – яркий пример рождения туристического объекта. Они вызывали в приезжих желание постигнуть историю и даже, можно сказать, квазиархеологический энтузиазм. И красота пирамид, и их размер, и занятные надписи привлекают любознательного туриста, а не благочестивого паломника (впрочем, как мы увидели, эти две ипостаси редко можно четко разделить). Большинство гостей-христиан, осматривавших пирамиды по пути к Иерусалиму, на Синайский полуостров или на обратном пути, испытывали определенные сомнения, когда им объясняли, что это житницы Иосифа. Пирамиды – тот случай, когда в путешественнике пробуждают свойственные туризму нового времени секулярные, гуманистические импульсы: увидеть все собственными глазами становится важнее необходимости оправдывать любопытство благочестием.
Теперь же вернемся к нашему маршруту и отправимся в Иерусалим, занимавший в умах средневековых европейцев самое заметное место – возможно, даже чересчур много места.
КАК ПЕРЕЙТИ ПУСТЫНЮ
Советы, почерпнутые из рассказа Мешулама из Вольтерры о переходе через Синайский полуостров (1481).
1. Каждый должен везти на своем животном два мешка: один – с сухарями, второй – с соломой и кормом.
2. Ты должен, кроме того, иметь с собой бурдюки: в пустыне пресную воду не найдешь – только солоноватую.
3. Нужно взять с собой лимоны, чтобы отгонять насекомых.
4. Путешествовать следует в составе большого каравана, поскольку в пустыне часто попадаются разбойники.
5. Ехать нужно медленно по двум причинам. Во-первых, в пустыне много пыли и лошади проваливаются в нее по колено, во-вторых, если пыль попадает в рот, глотка пересыхает и человек может погибнуть от жажды (а если он пьет нагревшуюся солоноватую воду, то страдания его усугубляются).
6. Тот, кто не знает арабского языка, должен одеться как турок, чтобы его не приняли за еврея или за франка и не захватили в плен ради выкупа. Носи на голове белый плат, как это делают турки и мусульмане.
7. Возьми с собой длинный заостренный железный прут, чтобы втыкать в землю и привязывать к нему лошадь или осла, потому что больше привязать их не к чему. В пустыне нет даже кустарника.
8. Не принято кормить и поить свое животное в караване, когда все животные вместе. Местные жители говорят, что это большой грех. Остальные лошади или ослики не должны видеть, как один из них ест: те, кто не получает корм, сильно обижаются.
Глава 8
Прогулка по Иерусалиму
Гора Радости. – Яффские ворота. – Муристан. – Храм Гроба Господня. – Крестный путь. – Елеонская гора. – Купол Вознесения
Путь паломников из Яффы в Иерусалим, via maritima, пролегал вдоль моря – тонкая пыльная полоска. Чуть позднее прибрежная тропка сворачивала в холмы и долины, а после уходила в горы. Вдоль дороги росли непривычные деревья и сухой колючий кустарник, шипы рвали одежду и царапали ноги паломников. Попадались немногочисленные заброшенные дома, и в полурассыпавшихся стенах жили козы. Каждую группу сопровождала пара босоногих мамлюков, вооруженных луками. Даже в мелочах паломникам приходилось полагаться на местных переводчиков, всячески демонстрируя любезность. Они ехали вместе на усталых ослах и плюющихся верблюдах, которых цоканьем, увещеваниями и бранью на разных языках принуждали двигаться вперед. И буквально за все – за каждое благословение, индульгенцию, глоток водянистого вина – приходилось платить. В Иерусалиме не было человека, который не извлек бы выгоду, духовную или материальную, из смерти Христа.
Дневной жар поражал воображение. Земля трескалась. Воздух напоминал атмосферу внутри хлебной печи. В горле пересыхало, и от солнца не было спасения. Свет и тот обжигал. Ночью же воздух неожиданно становился очень холодным, как зимой в Померании.
Паломники нередко шли по ночам, а днем укрывались от мучительной жары. Если им удавалось поспать в принципе, то они довольствовались самым простым жильем, в шатрах или пещерах, а иногда ночевали на досках или ватных тюфяках. Известно было, что в этих местах водятся скорпионы, крокодилы и драконы. Мимо брели местные жители-нехристиане в тюрбанах, с норовистыми верблюдами. Мальчишки глумились над паломниками. Тех же постоянно тревожила перспектива встретиться с разбойниками, грабителями и ворами.
Для средневековых христиан буквально все, что сотворено Господом, – а уж особенно Святая земля – есть благо, и все же многим паломникам было нелегко утвердиться в этой мысли в момент, когда они двигались по этой – не слишком дружелюбной, похоже, – территории.
Гостям из Европы вид на Иерусалим впервые открывался с горы Радости (совр. Наби-Самвил). Здесь, на вершине холма, примерно в 9 км к северо-западу от Старого города, они обнаруживали гробницу ветхозаветного пророка Самуила. Она размещается в маленьком каменном здании, которое было (и остается) разом и церковью, и мечетью, и синагогой. Гора целиком состоит из исторических и культурных слоев, связанных с периодами войн и сакральных событий.
Гробницу и церковь-мечеть-синагогу окружает деревня с еврейским и арабским населением. Еврейские и мусульманские паломники со всего света, а также христиане шли к вершине горы Радости, чтобы поклониться Самуилу. Пилигримов-христиан больше интересовала открывавшаяся отсюда панорама Иерусалима – то, ради чего они отправлялись в дальнее путешествие. Провожатые призывали спешиться и исполнить нестрогий ритуал: снять обувь, повернуться в сторону святого города, преклонить колена и пролить слезы радости при виде Иерусалима (отсюда и название горы). Священный пейзаж, услаждавший взор паломников, будил в их памяти библейские слова: «Велик Господь и всехвален во граде Бога нашего, на святой горе Его» (Пс. 47:2).
Около 1107 года, вскоре после захвата крестоносцами Иерусалима, киевский игумен Даниил Паломник рассказывал, что на горе Радости «ссаживаются с коней все люди, и кладут там крестные поклоны, и поклоняются святому Воскресению на виду у города»[34], то есть храму Гроба Господня. «И слезы льются тут у верных людей. Никто ведь не может не прослезиться, увидев эту желанную землю и видя святые места, – писал Даниил, – где Христос Бог наш претерпел страсти нас ради, грешных»[35]. Есть десятки свидетельств, от эпохи крестоносцев до XVII века, что гости выполняли на горе Радости подобный ритуал. Марджери Кемп, впервые увидев Иерусалим во время паломничества в 1414 году, преисполнилась «радостью и тихонравием» в такой мере, что едва не упала с осла, и двум попутчикам-немцам пришлось успокаивать ее лечебными травами. Они сочли ее тяжелобольной и не поняли, что она испытывает эмоциональное или духовное потрясение. Для путешественников вроде Кемп, давно воображавших Иерусалим и уже посетивших его мысленно и в сердце, город этот был одним из тех мест, где никогда не оказываешься впервые.
Приезжавший в 1480 году секретарь миланского герцога Санто-Браска, взойдя на гору Радости, тоже преклонил колена и заплакал. Со слезами на глазах он пропел гимн «Блаженный град Иерусалим, называемый видением мира» (Urbs beata
