Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл
Интерьер украшен золотой мозаикой: здесь Иисус, святые и императоры в реалистичных, точно переданных позах. Одна из этих мозаик сохранилась в южном вестибюле: император Юстиниан, почтительно склонив красивую голову, преподносит Деве Марии модель храма, а Константин – маленький макет укрепленного города. В южной галерее, под куполом, мозаика более позднего времени: император Иоанн II Комнин (правил в 1118–1143 гг.), передающий Иисусу и Марии кошелек с деньгами. Посетители оставили на стенах множество надписей на разных языках, от славянских (глаголицей) до норвежского, а также изображения святых, кораблей, ангелов, птиц и зверей. Это свидетельствует о разнообразии собиравшихся тут людей.
После разграбления 1204 года в соборе Святой Софии хранилось меньше реликвий, чем прежде. Именно отсюда на Запад попало, например, копье Лонгина и его копии. В середине XIII века его приобрел – при посредничестве венецианцев – французский король Людовик IX Святой. Тем не менее Бертрандону сказали, что в церкви все еще хранится наконечник копья, пронзившего бок Иисуса, – реликвия, в то время хранившаяся и в Париже (Мандевиль упоминает, что видел обе реликвии, но умалчивает, которую из них он считает достовернее – и вообще воспринимает ли их как подлинные). Кроме того, в соборе Святой Софии выставлялись часть ризы Иисуса и поднесенная ему губка с [уксусом и] желчью (такую демонстрировали и в Задаре), а также вложенная римскими солдатами в руку Спасителя «трость Страстей Христовых». Бертрандон видел даже решетку, на которой изжарили святого Лаврентия (такая реликвия хранилась и в римском соборе Сан-Лоренцо-ин-Лучина), и камень с углублением, на котором Авраам угощал ангелов, явившихся, чтобы погубить Содом и Гоморру (Быт. 18:1–15).
Любопытство заставило Бертрандона дождаться службы в соборе Святой Софии, которую вел сам патриарх. Его явно занимали и местные религиозные обычаи, и прославленная красота императрицы Марии Комнины Трапезундской (1404–1439). Бертрандон увидел что-то вроде разыгранной сценки по библейскому сюжету о Навуходоносоре и трех отроках в пещи огненной (Дан. 3:1–30). Это представление отметили и другие гости. Бертрандон провел весь день, без пищи и питья, в ожидании императрицы, поскольку хотел увидеть ее вблизи и посмотреть, как она садится на лошадь. Когда Бертрандон наконец рассмотрел императрицу, он счел ее «прекрасной», молодой и красивой, да еще и опытной наездницей. Особенного упоминания Бертрандона удостоились ее серьги – с рубинами и другими драгоценными камнями, с крупными золотыми застежками.
Далее, перед собором Святой Софии, Бертрандон задержался на Ипподроме – «большой, красивой, опоясанной, будто дворец, стенами площади, где в древние времена устраивались игры». Вокруг овального поля (длиной 400 метров) XIII века были устроены крытые трибуны. В Средние века Ипподром служил площадкой для верховой езды. Врач-сельджук Шараф аз-Заман Тахир аль-Марвази (ум. 1125), приезжавший в Константинополь в начале XII века, наблюдал, как «собаками травили лис, гепардами – антилоп, львами – быков», а император, императрица и толпа веселились. Явившийся вскоре после него еврейский путешественник Вениамин Тудельский назвал Ипподром «местом царского увеселения»[24], и здесь «ежегодно, в день рождества Иисуса Назарянина, царь устраивает большое зрелище»[25] с выступлениями акробатов и жонглеров. «Туда же выпускают на травлю зверей, как то: львов, медведей, леопардов и диких ослов, также и различных птиц». «Подобного увеселительного зрелища нет во всем мире»[26], – писал восхищенный Вениамин. Ипподром описывал и Джон Мандевиль (1350-е гг.) – как «красивый двор для поединков» с «поставленными в ряды сиденьями, на которых можно сидеть, смотреть и не загораживать вид другим»[27]. В наши дни из сооружений Ипподрома уцелели лишь подпорная стена и одна каменная скамья.
Бертрандон наблюдал на Ипподроме за тем, как брат императора Фома Палеолог (1409–1465), деспот Мореи, упражнялся и состязался. На огороженном участке Фома и свита из «двадцати или тридцати рыцарей» тренировались стрелять из лука, стремясь попасть в шляпу, которую специально подбрасывали вверх перед их быстро скачущими лошадьми. Этому упражнению, отмечает Бертрандон, византийцы научились у турок.
На спùне, разделительном барьере из камня в центре Ипподрома, Бертрандон, скорее всего, увидел как минимум три впечатляющих памятника: древнеегипетский обелиск ([Тутмоса III] поставлен Феодосием Великим в 390 г.), [древнегреческую] бронзовую колонну, образованную переплетенными телами трех змей (поставлена Константином ок. 330 г.), и величественную колонну Константина Багрянородного (правил в 913–959 гг.), воздвигнутую в X веке в южном конце стадиона. Хотя Бертрандон не упоминает перечисленные монументы, он не мог миновать это причудливое собрание памятников погибших империй и былого могущества. Константинополь за десять лет до Бертрандона посетил Зосима, дьякон из Московии. Он повторяет поверье, будто Змеиная колонна содержит в себе яд («Стоит столп с тремя головами змеиными, медными, сплетенными вместе. В них запечатан яд змеиный. Кого укусит змея внутри города, то прикасается к головам и исцеляется. Если же укушен вне города, то исцеления нет»[28]). Около 1700 года головы змей были отломаны, но колонна осталась на месте – странный, притягивающий к себе взгляд талисман, свидетель бурной истории города.
Бертрандон кратко описывает «очень красивую церковь Святого Георгия», «обращенную к Турции» (то есть стоящую напротив азиатской части нынешнего Стамбула). Речь идет о роскошном Манганском монастыре Святого Георгия (XI в.), что восточнее собора Святой Софии. Здесь хранились различные реликвии, в том числе несколько волосков из бороды Христа. Теперь от этой церкви ничего не осталось.
Гуляя между собором Святой Софии и Ипподромом, Бертрандон обращает внимание на одну из главных достопримечательностей Константинополя – «очень высокую, сложенную из квадратных камней колонну с начертанными на ней буквами». Конная статуя наверху зачаровывала гостей города, и почти все они пытались узнать ее значение. Статуя стояла перед собором Святой Софии на площади, Агоре, где толпились торговцы, продававшие еду и напитки, благовония, иконы и сувениры.
Путешественникам нередко приходилось полагаться на сведения из вторых рук или безоговорочно, не ставя под сомнение, принимать слова своих провожатых. Бертрандону сказали, что на колонне – отлитое из металла изваяние императора Константина (правил в 306–337 гг.) «на большом коне, со скипетром в [левом] кулаке и… с правой рукой, простертой в сторону Турции и пути по суше в Иерусалим». Жест этот, по мнению гидов, означает, что некогда византийцы управляли землями до самого Иерусалима. В рамках такого толкования статуя – замечательный памятник утраченной власти.
Робер де Клари, рыцарь-крестоносец из Пикардии, описывает (1204) монумент несколько иначе. На верху колонны («толщиной в три обхвата и с добрых пятьдесят туаз»[29], то есть около 22,2 метра, высотой) лежала «плоская каменная глыба»[30] (примерно полтора на полтора метра), и на ней на медном коне восседал медный же император, который «протягивал свою руку к языческим странам»[31]. Греки полагали, что статуя изображает Ираклия (правил в 610–641 гг.). Надпись, согласно Клари, гласила: византийский император «клянется, что никогда сарацины не получат у него мира»[32], анахронизм, соответствующий совсем другой эпохе – крестоносцев. Клари также сообщает, что император «держал золотой шар и на шаре был крест» – символ власти над миром.
Робер де Клари подметил, что на крупе, а также на голове и шее коня свили себе гнезда «десять цапель». Эти «цапли» (возможно, аисты) – живой авторский штрих, любопытное наблюдение частного характера.
Монумент явно был очень важен, однако гости интерпретировали его по-разному – и даже видели его каждый по-своему. Отсюда вопрос: а что же видят туристы? И кто объясняет, что, собственно, перед ними? Многие приезжие и большинство местных жителей считали, что человек на коне – Юстиниан (правил в 527–565 гг.). Вообще-то, согласно замыслу, изваяние изображало именно этого императора, но, вероятно, то была повторно использованная статуя Феодосия (правил в 379–395 гг.). Посетивший город около 1420 года флорентийский картограф
