Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл
Бертрандон поражался: «Ума не приложу, как туда водрузили изваяние, учитывая его величину и вес». Высота памятника целиком составляла около 30 метров (одна статуя на вершине достигала более 8 метров), и это была одна из самых высоких в мире отдельно стоящих колонн и одна из самых крупных статуй Запада. Длина одного лишь носа всадника (по свидетельству путешественника XVI века, украдкой измерившего его после демонтажа) была 23 сантиметра. Статуя изображала императора в доспехах и шлеме с плюмажем (и несколько раз, пока она находилась наверху, тяжелые бронзовые перья выпадали, подвергая риску горожан).
Около 1317 года рухнул крест с шара. Позже, в 1420-х годах, – сам шар. Всякий раз, когда детали изваяния летели вниз, люди пытались узреть в этом событии политический намек или пророчество. Джон Мандевиль писал, что статуя «прежде держала яблоко [или земную сферу], но оно выпало из руки изваяния». Это, «как говорят люди», есть «знак того, что император утратит значительную часть своего государства». Мандевиль добавляет, что все попытки вложить яблоко обратно в руку статуи закончились неудачей и что вторая ее рука, вытянутая в сторону запада, «означает угрозу грешникам». Авантюрист Иоганн Шильтбергер, скрывавшийся в начале 1420-х годов в Константинополе, рассказывает, что когда-то золотое яблоко было знаком того, что император владычествует над «христианами и неверными», но теперь «этой власти у него нет, и потому яблоко пропало».
Почти все посетители Константинополя считали конную статую поразительным свидетельством прошлого, настоящего и будущего столицы империи. Путешественникам колонна виделась едва ли не живой благодаря своей изменчивости и способности статуи держать в своей крупной руке ненадежное будущее Константинополя.
Гости города восхищенно глазели на скульптурное изображение императора – оно поражало и своей величиной, и значительностью. В Средневековье общепринятого перечня чудес света не существовало, но историки-христиане – Григорий Турский (ум. 594), Беда Достопочтенный (ум. 735) и другие – составляли подобного рода списки библейских (Ноев ковчег, храм Соломона) и античных (Колосс Родосский, Капитолий в Риме) объектов. Конная статуя в Константинополе считалась одним из чудес средневекового мира – единственным в своем роде, исключительным произведением, которое нельзя полностью постигнуть, – и была историческим объектом, вызывающим восхищение и всеобщее любопытство.
Также Бертрандон заметил поблизости пустые пьедесталы от «позолоченных лошадей», виденных нами в Венеции, на фронтоне собора Святого Марка. До 1204 года эта квадрига (Бертрандон упоминает три статуи; на самом же деле их четыре) стояла здесь, за Ипподромом. В дальнейшем город еще больше пострадал из-за особенностей своего расположения: он стоит на геологическом разломе. Здесь произошло несколько сильных землетрясений – и, например, в 1346 году треснул купол собора Святой Софии.
На четвертом холме Константинополя Бертрандон осмотрел еще два стоявших неподалеку друг от друга важных храма. Построенный в XII веке императрицей Ириной монастырь Пантократора (Спаса Вседержителя) – отсюда открывался прекрасный вид на Константинополь, его пригород Перу и залив Золотой Рог – располагал большой (по меньшей мере на полсотни коек) больницей, библиотекой и скрипторием, аптекой и целебным источником. Пристальное внимание Бертрандона привлекла одна реликвия – слезы Девы Марии (пролитые на каменной плите, где лежало тело Иисуса). «Это величайшая святыня, ведь вы видите все слезы, пролитые Богоматерью». Слезы сначала показались Бертрандону похожими на воск, при ближайшем рассмотрении – на замерзшую воду. Он уверяет своих читателей, что «это видели многие».
Реликвией, которую видел Бертрандон, был Камень помазания. Считается, что его привезли в Константинополь в XII веке, и тогда его описывали как плиту красного мрамора с уникальной особенностью – на его поверхности проступали слезы Девы Марии. Эта реликвия являла собой прямую параллель Камню помазания, уже более ста лет лежавшему в притворе иерусалимского храма Гроба Господня, где Бертрандон побывал лично. Путешественники Средневековья часто видели одни и те же реликвии в разных местах – и, похоже, не имели ничего против этого. Одно дело историческая достоверность, и совсем другое – религиозное значение; есть множество объектов, где недостаток первого определенно компенсируется наличием второго.
Следом Бертрандон осмотрел церковь Святых Апостолов, построенную Константином в качестве своей усыпальницы. Эту церковь, послужившую моделью для венецианского собора Святого Марка, Робер де Клари счел (1204) даже роскошнее собора Святой Софии. Бертрандон видел здесь фуст колонны, к которой привязывали Христа, чтобы подвергнуть бичеванию по приказу Пилата. Бертрандон с одобрением отметил, что ее материал похож на камень, из которого изготовлены аналогичные реликвии, виденные им в Риме и Иерусалиме. Кроме того, он видел открытые деревянные гробы с нетленными телами святых и (ошибочно приняв церковь Святых Апостолов за монастырь Пантократора) гробницами Константина и его матери, святой Елены, на колоннах высотой 2,5 метра. Монастырь Пантократора уцелел – в виде мечети Зайрек-джами, но Камень помазания там не сохранился. Церковь Святых Апостолов была снесена, и на ее месте в 1463–1470 годах построена мечеть Фатих.
После церкви Святых Апостолов, что в северо-восточном углу города, Бертрандон зашел в церковь La Blaquerne (как говорят – маленькую, под худой кровлей), часть дворцового комплекса во Влахерне. Он отметил удивительное убранство церкви – «мощеной, расписанной, отделанной и всевозможно украшенной». Величественная Влахернская церковь Богородицы (заметно перестроенная около 1100 г., при Алексее I [Комнине]) была главным в городе святилищем Девы Марии, его покровительницы и заступницы. В этом храме хранилась икона Богородицы, покрытая платом, который почти каждую пятницу чудесным образом медленно приподнимался – так, что становился виден лик Девы, а после столь же медленно, на протяжении следующего дня, опускался. Бертрандону, как и большинству гостей-неправославных, эту икону, по-видимому, не показывали. Церковь в 1434 году, через несколько лет после визита Бертрандона, сгорела – в этот раз не из-за нашествия, а в пожаре, случайно устроенном детьми.
Совет
В Константинополе славится образ Одигитрии (Путеводительницы), Девы с Младенцем, написанный самим святым Лукой. Эта замечательная, большая и нарядная икона хранится в [женском] монастыре Одигон, что близ собора Святой Софии. Ее показывают каждый вторник. Икону ставят на плечи слепцов, и она толкает и поворачивает их то в одну, то в другую сторону; слепцы верят, что посредством иконы сама Богородица указывает им путь.
Совершив экскурсию по всем этим православным церквям, Бертрандон отмечает, что собственная церковь, где ежедневно служат католическую мессу, есть и у купцов-католиков и расположена она рядом с переправой в Перу. По-видимому, Бертрандон говорит о церкви Святого Николая на продовольственном рынке, что на берегу Золотого Рога, в северо-восточной части Константинополя, обращенной к Пере. Храм первоначально был венецианским. Здесь хранилась икона святого Николая, и моряки молились перед ней, прося уберечь от утопления, или благодарили за спасение при кораблекрушении. Кое-кто говорил, что из весьма жизнеподобно выписанного образа святого иногда появляется рука, раздающая верующим золотые монеты.
В конце концов Бертрандону прискучили церкви. Он пишет: «Там есть и другие церкви, в которые я не входил» (усталость добросовестного туриста, уже достаточно повидавшего и поведавшего). Бертрандон переключился на дела мирские и принялся присматриваться к константинопольским купцам – преимущественно венецианцам и туркам.
Каталонские купцы показали Бертрандону город. В праздник Введения во Храм (2 февраля) они привели его в императорский дворец на «торжественную службу» с участием поющих священнослужителей, чья одежда показалась ему «странной». Императрица Мария наблюдала за церемонией из верхнего помещения, через окно. Когда император Иоанн от каталонцев узнал, что Бертрандон прибыл из Бургундии, он пожелал узнать новости о пленении Жанны д’Арк (казненной в мае 1431 г., незадолго до приезда Бертрандона в Константинополь) и прислал к нему гонца. Это яркая иллюстрация того, как новости о текущих событиях, благодаря путешественникам, доходили с запада на восток.
Несколько дней спустя каталонцы
